Жена моего босса - Ольга Карпович

* * *

После бешеной гонки, после двух торопливых остановок на заправках Оля и Руслан, немного придя в себя, увидели, что на землю опустился тихий российский вечер, неслышно подкравшийся к шоссе недалеко от Пскова. Сумерки казались нереальными, сказочными, как будто происходили не в этой жизни, такой суматошной, опасной… Даже движение по дороге было каким-то непривычно редким, совершенно не московским: ни пробок, ни подрезающих лихачей, ни наглой и жадной дорожной милиции. Руслан подумал, что вот так бы ехал он всю жизнь и ехал: спокойно, не торопясь, рядом со своей любимой женщиной.

Он устало потер глаза и, заглушив мотор, обратился к Оле:

– Давай выйдем, нужно размять ноги.

Ольга послушно отстегнула ремень безопасности.

Они вышли из джипа. Было темно. Прохладная ночь дышала приближающейся осенью. Неприветливо топорщился ветками темный лес слева от дороги. Справа, чуть впереди, мигала огнями железнодорожная станция. Пахло сыростью, начинающей желтеть листвой, грибами.

Руслан остановился напротив Оли, крепко сжал ее руки. Осунувшееся лицо ее было сейчас совсем детским, глаза испуганными и запавшими, как у больного ребенка. У него защемило сердце: неужели это он принес этой хрупкой, нежной девочке, созданной для любви и заботы, такие переживания?

– Оля, послушай меня, – начал Руслан. – Видишь станцию впереди? Ты можешь сейчас взять билет и уже к утру будешь дома, в Москве…

– А ты? – хрипло спросила она.

– Оля, Чернецкий будет искать нас. И может убить нас обоих, ты понимаешь? А я хочу, чтобы ты жила, – он стиснул ее плечи, встряхнул.

Налетел поезд, загрохотал вагонами, загудел. В бившемся свете железнодорожных огней лицо Руслана то ярко вспыхивало – изможденное, посеревшее, с провалившимися щеками, с темными страшными глазницами, то вновь исчезало в темноте. У Оли зарябило в глазах, застучало в голове.

– А ты? – снова, как сомнамбула, повторила она. – Что будет с тобой? Ты совсем не боишься смерти?

– Оля, – рот его нервно дернулся. – О чем ты говоришь? Ты живьем содрала с меня кожу. Думаешь, мне есть еще чего бояться?

– А я боюсь! – вдруг отчаянно заговорила Ольга. – Боюсь, что проживу еще лет пятьдесят и больше никогда тебя не увижу. Ты жесток, Руслан! Ты хочешь, чтобы я жила – а как я буду жить без тебя?! Все оставшиеся годы ждать, что, может быть, мы увидимся там, откуда уже не возвращаются? Но ведь я живая, я хочу любить, быть счастливой, прожить столько, сколько мне уготовано, только с тобой… Я не двинусь отсюда, никуда не уйду! Попробуй меня прогнать, если сможешь…

Глухо застонав, он привлек ее к себе, обхватил руками, крепко, до боли, обнял. Она судорожно всхлипывала, вцепившись в него, сжимая зубами ворот его футболки.

– Девочка моя, любимая, единственная, – шепотом повторял он, стискивая ее конвульсивно вздрагивающие плечи, – прости меня! Мы выберемся из этого, обязательно выберемся.

Сзади металлически лязгали пролетающие по железнодорожному полотну вагоны. Тревожно завывал гудок. Налетел холодный, сырой ветер, зашелестел листвой, парусом надул полы Олиной куртки. Далеко, за лесом, мелькнула вспышка, глухо пророкотал гром.

– Гроза собирается, – шепнул Руслан. – Нужно ехать.

– Да, надо спешить, – кивнула Ольга. – Ты устал, теперь я поведу.

Он быстро поцеловал ее еще раз и с силой оторвал от себя ее руки, посмотрел в лицо бесконечно дорогой ему женщины, как будто стараясь навсегда вобрать в себя ее черты, легонько провел горячей ладонью по ее скуле. Ладонь оказалась мокрая.

– Я не плачу, – сказала Оля. – Это дождь. Дождь идет.

– Все будет хорошо, клянусь тебе, – сказал Руслан и повернул назад, к джипу.

Он сел на переднее пассажирское сиденье, а Ольга – за руль. Она завела двигатель. Мягко качнулись стрелки, загорелась лампочка зажигания, они снова тронулись в путь.

* * *

С неба рухнула вода. Огромные капли ударили в ветровое стекло, и скоро дворники уже не справлялись с водяными струями. На поворотах джип слегка заносило, но Ольга продолжала уверенно вести машину, и через полчаса вдали уже показалось неоновое свечение: там, впереди, был контрольно-пропускной пограничный пост. А еще дальше лежала Белоруссия.

«Ну что, кажется, мы выбрались…» – подумал Руслан. Неужели ему удалось вырвать у судьбы эту радость? Повернув голову, он посмотрел на спокойный нежный Олин профиль, на тонкие, в голубых жилках, руки, уверенно державшие руль. Пытался представить себе, что рядом с этой женщиной будет теперь просыпаться по утрам, целовать ее, не дыша, боясь разбудить. Неужели это возможно?

Что-то темнело впереди, какое-то препятствие, перегородившее дорогу. Оля не сразу заметила его во влажной темноте, резко ударила по тормозам как раз в ту секунду, когда Руслан, сообразив, что произошло, хрипло закричал:

– Не останавливайся! Уходи вправо!

Но было уже поздно. Машину занесло так, что она вылетела прямиком в кусты. Сработали подушки безопасности. Руслан каким-то чудом успел сгруппироваться, и теперь, одним ударом ноги распахнув дверь и вытащив оцепеневшую Ольгу, вместе с ней полетел на землю, откатился в сторону от автомобиля.

– Ползи туда, вниз, – прошипел он ей в ухо. – Голову не поднимай. Быстро!

Она послушно принялась отползать в сторону железнодорожной насыпи. Одежду облепила мокрая глина, двигаться в темноте почти на ощупь было тяжело. Руслан шепотом повторял про себя молитву, ту, что часто слышал из уст отца и братьев. Солдат под обстрелом всегда молится неведомому богу, даже если в мирной жизни не верит ни в бога, ни в дьявола. Потому что очень хочется верить, что кто-то сильный и мудрый убережет тебя от беды. Вытащит из этой передряги, пусть не тебя, но хотя бы твою любимую женщину, за счастье которой ты, не задумываясь, отдашь свою никчемную жизнь. Захлопали выстрелы, пули зачиркали по металлу. К машине лезли какие-то мокрые черные фигуры. Потом в двадцати метрах ударила ветвистая ясная молния – влепилась прямо в верхушку корабельной сосны, – и на миг все вспыхнуло, грянуло, завертелось и тут же погасло, как, бывает, гаснет разноцветный детский фейерверк.

Вспышка позволила Руслану различить лица нападавших. Конечно же, это были ребята из его команды. Федор, Серега, Антон. Он сам научил их этому трюку с грузовиком на пустынном шоссе – тогда, когда мочили Геворкяна.

Ничего личного, просто выполняют приказ хозяина. Все человеческие симпатии отходят в сторону, когда предстоит дело. Этому он тоже их научил.

Не давая им опомниться, спеша, пока они не обнаружили, что им с Олей удалось выбраться из машины, Руслан выхватил «стечкин». Первым упал Федор, за ним – Антон. А Серега успел сориентироваться, повалился на землю и принялся стрелять в их сторону.

Лежавшая под железнодорожной насыпью Ольга вдруг тонко вскрикнула. Ранил, сволочь, понял Руслан. Ему стало страшно так, как бывает страшно маленькому ребенку, оставшемуся один на один с темнотой в незнакомой комнате. Ужас от того, что с любимой случилась беда, душил его, сдавливал грудную клетку. Уже не таясь, он приподнялся и выпустил в Серегу несколько патронов. Тот, издав горлом чавкающий звук, повалился в хлюпавшую грязь. Руслан бросился к Оле. Должно быть, случайная пуля срикошетила и зацепила ее. Тело женщины обмякло, сделалось тяжелым и непослушным в его руках. Зеленые глаза закрылись. Чувствуя, как сердце проваливается куда-то в живот, он наклонился к ней и уловил слабое дыхание. Жива! Она еще дышит!