Кровавые Доспехи - Борис Романовский

В этом зале, как и раньше, я пребывал в своём настоящем теле. Поэтому прекрасно чувствовал, насколько опасен этот вихрь. Меня бы превратило в пыль буквально за мгновение, окажись я внутри него.

После поклона Люцифер уверенным шагом направился к единственному источнику света — сфере с Миром Двенадцати внутри. Чем ближе Чернокнижник подходил к ней, тем агрессивнее становилось пространство вокруг него. Наконец Люцифер остановился в трёх метрах от бусины.

Он хмуро смотрел на неё. Его лицо не выражало эмоций, но по глазам я видел: Люцифер не знает, что лежит перед ним. Что-то пробормотав, Чернокнижник протянул правую руку к шару, но остановился. Последняя фаланга его указательного пальца исчезла.

Люцифер скривился и отшатнулся. Осмотрелся. Затем встряхнул левой рукой, из его рукава посыпались маленькие, размером с жуков, чёрные черепашки. Но их разорвало на куски само пространство пирамиды. Люцифер с досадой поморщился, развернулся и зашагал, исчезая на ходу. Иллюзия закончилась.

Несколько минут я стоял, ожидая новую вспышку. Но нет. Похоже, что за всё время существования этой пирамиды в неё смогли попасть всего лишь пятеро. Мумия, Аматэрасу, Люцифер и я с Борей. Только вот Чернокнижник не прошёл проверку кровью. И поэтому он не смог увидеть иллюзии, как мы с Аматэрасу. Люцифер не получил от посещения пирамиды абсолютно ничего — только увидел статую и сферу. Хотя очень многие за такое “ничего” готовы отдать половину жизни…

Забрать кольцо Аматэрасу из ниши в стене было очень просто. Я просто протянул руку и взял его. Аматэрасу оставила четыре кольца, и три так и продолжат лежать там, ожидая новых хозяев. Если, конечно, те когда-нибудь придут. В чём я сомневаюсь.

Я надел кольцо на указательный палец правой руки. Сейчас я не намеревался прятаться. Я уверен, что нипонцы так же чтят свою кровь, как и другие Огранцы. А значит, они не посмеют ослушаться предка.

Но сперва… Я подошёл к сфере. Снова то чувство — скелет, узоры, чакра, Грани — всё внутри меня изменялось, когда я находился рядом с бусиной. Даже доспех трансформировался…

Я не сразу заметил это. Но мой доспех Трибуса и правда становился другим. Его гладкая, обтекаемая форма, перетекала во что-то новое. Он заметно потемнел, из некоторых его мест струился алый дымок. Больше всего изменилась правая рука — стала ярко-алой. Доспех в этом месте выглядел как нечто среднее между окровавленными мышцами и чешуйками. Смотрелось странно, немного чужеродно.

Процесс запустился, когда Аматэрасу начала свой рассказ о силе крови, — подметила Алиса. — Её слова сильно повлияли на доспех. Точнее — твоё осмысление её речи.

— Хм… — сжал и разжал кулаки. Немного подумал и решил: сперва побуду здесь, рядом со сферой. А как только мои внешние изменения закончатся — выйду из пирамиды и встречусь с нипонцами.

Хищник. Именно это слово пришло мне на ум, когда я оглядел свой новый доспех. Не знаю, что больше повлияло на его изменения — моя внутренняя трансформация, произошедшая после слов Аматэрасу, или же сфера, связанная с Миром Двенадцати. Но в любом случае я был доволен.

Новый доспех был алым, как кровь. Он как будто одновременно состоял из мышц и чешуек, из стыков между которыми вились тонкие струйки алого тумана. Шлем я ощупал, но изучить не смог — зеркала с собой не было.

— Он как череп и красный. Из него тоже идёт красный дым, — прокомментировал Боря, пока я трогал твёрдые грани шлема. Поросёнок лежал на полу, недалеко от сферы.

— Долго ты молчал, — я силой мысли убрал шлем. Остальной доспех остался на мне. Полный контроль. Идеальный.

— Ты мне должен рассказать всё, — очень серьёзным тоном потребовал Боря. — И лучше тут, где нас никто не услышит.

— Да, — я кивнул. — Слушай.

Я неторопливо поведал Боре историю о восьми подопытных, живших на планете Земля. Поросёнок внимательно выслушал.

— А в вашем мире были свиньи? — очень серьёзно спросил он.

— Да. Но они не говорили.

— А что делали?

— Ничего. Спали целыми днями.

— Рай…

— А потом, когда они вырастали, люди их убивали и ели.

— Ад… Ужасный мир.

— На Терре так же делают.

— И ты тоже ел свиней? — Боря с подозрением глянул на меня.

— Да, — признался я, будто исповедуясь в страшном грехе.

— Свинотатство…

Я хмыкнул.

— Тебя больше ничего не удивило?

— Неа. Подумаешь — умер там и проснулся тут. Я тоже, когда засыпаю, — умираю. Только маленько. А просыпаясь, рождаюсь заново. Ничего необычного.

— Ну раз так, то нам пора уходить.

Я больше не чувствовал воздействие сферы. А ведь Аматэрасу перед исчезновением бросила, что зал — место упокоения Богини. Может, она намекала на что-то? Например — на влияние этой самой сферы на Огранённого. Что это, кстати?

Я вгляделся в бусинку. Внутри она переливалась разными цветами — бирюзовым, фиолетовым, розовым, жёлтым… Этот шарик заключает в себе Мир Двенадцати? Или он — дверь, которая соединяет Терру с Миром Двенадцати? В ближайшее время я вряд ли узнаю правду.

— Пойдём, — Боря уменьшился и запрыгнул мне на голову. — Ты какой-то страшный в этом доспехе. А ты стал сильнее?

— Да, — я отчётливо это чувствовал. Каждый узор, включая Звук Сердца, работал лучше. И доспех крепче, чем прошлый. Я подошёл к статуе Анубис и в пояс ей поклонился, выражая искреннее уважение Богине. Ещё секунд тридцать просто стоял, внимательно разглядывая монумент, а затем направился на выход.

Выйти из пирамиды не составило труда — всё по той же лестнице я спустился вниз и пошёл к краю земель песка. На меня, как и на пути к пирамиде, нападали иллюзии, но на этот раз я гораздо эффективнее от них отбивался. В большинстве случаев хватало Ледяной Иглы.

Я шёл, медленно и глубоко дышал и думал. Переосмысливал увиденное, размышлял над своими целями.

Витая в мыслях, я сам не заметил, как миновал пустыню и подошёл к границе, где она заканчивалась. Хорошо хоть, что Боря среагировал правильно и спрятался. Он уменьшился ещё сильнее и залез мне под доспех на шее. Не знаю, как он умудрился это сделать…

Меня ждали. Трое Огранённых в доспехах Трибусов стояли и следили за мной. Помимо них, я чувствовал ещё как минимум десять Огранцев, затаившихся поблизости. Судя по узким глазам и мечам на поясах, это определённо нипонцы. Да и больше некому.

Ко мне шагнул один из них — двухметровый детина с острыми скулами и хищными глазами. Он что-то выкрикнул на нипонском. Я молча приподнял правую руку, на которой под лучами солнца блеснуло кольцо Аматэрасу. А затем добавил:

— Я не говорю на вашем языке.

Если я хочу посетить сокровищницу Аматэрасу, о которой писала в своём дневнике Аннабель, то мне придётся открыться нипонцам. Не думаю, что я способен пробраться в место, тщательно охраняемое целой страной. После видения я на многое смотрел иначе. В том числе — на отношение Огранённых к своим предкам. И сейчас мои зыбкие надежды на то, что я повторю подвиг Аннабель и проберусь в сокровищницу Аматэрасу, разбились вдребезги.