Полный НяпиZдинг - Макс Фрай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда-то созидательная воля казалась мне некой внешней силой. То есть я тут в юдоли слез и соплей, и вдруг – ОНО! Включается как бы само, у меня бы в жизни сил не хватило такое включить, и как это делается, я тоже не знаю. Поначалу проявление созидательной воли бывает похоже на вдохновение, только осеняет не идеями или образами, а намерением их создавать, ну или просто взять где-нибудь, неважно, важно – делать. Будучи действием, перестаешь быть беспомощным человеком, и никаких человеческих проблем у тебя больше нет.
Но с опытом, конечно, постепенно становится ясно, что созидательная воля – это и есть я. Никакого иного «я», кроме этого побудительного импульса, первого движения, заставляющего двигаться все, что оказалось рядом, у меня нет.
Я – просто импульс, что-то вроде ветра, который существует, пока дует. А все остальное – ну, вроде тряпок, купленных на распродаже без примерки, что-то подошло, что-то нет, что-то только зря занимает место, задолбаешься на помойку таскать, тем более, что до помойки этой лучезарной еще поди доберись. Таким образом, трагическое восприятие мира все еще висит в моем шкафу, который каждое утро падает мне на голову, как в плохой кинокомедии, потому что в моем случае трагическое восприятие мира – это довольно тупо и в меру смешно.
Все это, конечно, монолог из серии «вы жалуетесь или хвастаетесь?» – на самом деле, ни то ни другое, но выглядит именно так. Не имело бы смысла записывать, если бы вот прямо сейчас мне не пришло в голову, что опция «созидательная воля» есть на самом деле у каждого, то есть любой человек – созидательная воля и больше ничего, а трагическое мировосприятие помогает быстрее докопаться до кнопки, которая эту волю включает, не дожидаясь, пока придет главный электрик нашего района, брат Оле, который с черным зонтом (и, конечно, отверткой).
Об высокое
Низкая, густая облачность, поэтому над домом летают самолеты-призраки. Это хуже цветения сакуры или зимнего моря. Я имею в виду, так красиво, что можно считать покушением на убийство (меня).
Меж тем смысл идиотской фразы «художник должен быть голодным» изначально наверняка был совсем не идиотским. И подразумевал голод по духу. Неутолимый, ясен пень.
Потом пришло народонаселение, обрадовалось хорошему поводу забрать всю хряпу себе и переиначило смысл. Не верьте народонаселению, оно объелось хряпы и просто так неразумно булькает.
Иногда я думаю, что темную для меня библейскую фразу «блаженны нищие духом» все вышесказанное тоже объясняет. Они «нищие» только в том смысле, что осознают постоянную недостачу духа. И просят его, клянчат, вымогают, сами берут и тут же просят еще. Такая вот удивительная разновидность блаженства. Очень хорошо знакомая мне, будем честны.
Без голода по духу в человеке нет вообще никакого смысла. Обезьян и без нас много. Разных пород. Есть гораздо более красивые, чем человек. Например, с красными жопами.
Глупо думать, что дух есть только на небе. Он разлит всюду. Но в небе летают самолеты-призраки, да и сама по себе поза с задранной ввысь головой способна украсить любое двуногое прямоходящее. Поэтому на моем фамильном гербе будет изображена глупая голова, задранная вверх (на синем, вероятно, поле). Вернее, была бы изображена, если бы у меня был герб. Или хотя бы фамилия.
Но я живу без излишеств.
А перед носом у меня, там, где у осла морковка, всегда болтается бездна. Мировая. В значении «очень прекрасная». Хотите покажу?
Посмотрите в небо, она – там.
Обычно человек вообще не видит и не слышит того, что выходит за рамки его представлений о естественном ходе вещей.
Должен быть огромной силы раздражитель, чтобы пробиться к сознанию, всегда готовому интерпретировать необычное событие как отсутствие событий.
Человек – тут уж ничего не поделаешь, придется сказать как есть – вечное поле битвы между интересами вида и интересами духа.
Интересы вида заключаются в том, чтобы физически здоровая особь выбрала максимально подходящего партнера, дала потомство, выкормила его и освободила место, то есть завернулась в простыню и отползла на кладбище, лучше самостоятельно, чтобы потомство от дела не отвлекать. На этом – все.
Любая информация, мешающая этому процессу, будет проигнорирована, пока ее возможно игнорировать. И когда невозможно, она тоже будет игнорироваться какое-то время.
Но тут – сюрприз-сюрприз! – на сцене появляется дух со своими интересами. Строго говоря, он тоже хочет размножаться. В смысле умножаться. И человек кажется ему вполне подходящим партнером для такого безобразия.
(И вот уж кому, будем честны, нечасто везет в любви.)
Один мой друг, который за свою жизнь прочел душеспасительных проповедей больше, чем мы все вместе съели котлет, говорил (смеясь), что если хочешь, чтобы тебя действительно слушали, следует проповедовать исключительно в отделениях реанимации, там все поймут.
(Не потому, кстати, что люди настолько корыстны, и спешат напоследок выслужиться перед неведомым Непоймичем с большой буквы, а потому, что близость смерти действительно открывает в человеке врата, ведущие в космос, и потайную дверь в глубокие подвалы его персонального хаоса, так что слушать других и понимать становится технически легче, такая штука. Ну и терять уже почти нечего, поэтому не так страшно соглашаться с тем фактом, что твой видимый, слышимый, ощупываемый мир – даже не верхушка айсберга, а муха-однодневка, присевшая там отдохнуть.)
Мне кажется, всякая осень приоткрывает в нас те же ворота и ту же дверь в тот же самый подвал. Не так широко распахивает, как близость персональной смерти, но все-таки приоткрывает какую-то щель.
Осенью смерть становится ближе ровно настолько, чтобы легче стало слушать других, включая неведомое Непоймичто с большой буквы. А уж Оно умеет рассказывать, такие телеги гонит, знали бы вы.
Ну, собственно, вот прямо сейчас и можно узнать. Если прислушаться.
Ой! – Что с тобой?
Магия (процессы, которые в рамках культуры, данной нам в стереотипах, можно называть «магическими») – это соблазнение мира. Инициатор процесса старается обратить на себя внимание реальности и убедить ее вступить с ним в определенное взаимодействие, в идеале, сулящее удовольствие обеим сторонам (но где мы, а где идеалы).
С реальностью обстоит примерно как и с людьми – ее можно соблазнить, не испытывая любви, почему нет, многие так делают. Но особого толка от этого не будет. Потому что, во-первых, невелико удовольствие. И, во-вторых, надолго этот роман не затянется. Реальность не дура, заскучает, развернется и уйдет. И все.
Иллюстрацией такого кратковременного романа является так называемый «мистический опыт», то есть разные необъяснимые происшествия, которые почти со всеми случались в юности, на пике избытка дурной веселой витальной силы, а потом прекратились, вместо прощальной записки на подушке милосердно оставив подсказку, как придумать рациональное объяснение той небольшой части произошедшего, которая каким-то чудом осталась в памяти. Ну и придумали, и хорошо стали жить, с комсомольским задором неофитов презирая тех, для кого все это драгоценное зыбкое необъяснимое по-прежнему не пустой звук.