Страшное гадание - Елена Арсеньева

– Ну так слушайте. – Десмонд принял серьезный, дажетаинственный вид и заговорил нараспев, причем Марина едва не прыснула, когдазаметила, что он намеренно или невзначай подражает ей: – Случилось это в давниевремена – столь давние, что их не зря называют незапамятными. В то времяхозяином Маккол-кастл был рыцарь по имени Малколм. Да, так его и звали: сэрМалколм Маккол. Он был удачно и счастливо женат на прекрасной даме по имени…впрочем, это неважно. И вот однажды, охотясь в лесу, сэр Малколм заблудился иочутился на берегу прекрасного лесного озера. В этот миг взошла луна, и свет ееозарил воду озера, из которого выходила красавица. Такой красавицы сэр Малколмникогда не видел! Он полюбил ее с первого взгляда… наверное, и она его – тоже,потому что она ни слова не сказала против, когда сэр Малколм приблизился,поцеловал ее в уста, а затем обнял – обнял так крепко, что до утра не выпускализ объятий.

Поутру сэр Малколм воротился домой и успокоил всех, кто онем беспокоился и уже готовился отправиться на поиски. Настала ночь – и сэрМалколм тайком выскользнул из замка…

А надо сказать, что миледи страстно любила супруга и сердцемпочуяла неладное. Заметив, что муж куда-то пропадает по ночам, она решилапроследить за ним. Вслед за рыцарем она добралась до лесного озера и увидела,как в полночь из его вод вышла навстречу сэру Малколму прекрасная девушка ипредается с ним неистовым любовным забавам.

На другой вечер, за ужином, миледи поднесла супругу кубоквина, в котором было растворено сонное зелье, а когда он уснул, завернулась вего плащ и велела оседлать себе коня.

На берегу лесного озера сидела фея и расчесывала своипрекрасные белокурые волосы… точь-в-точь как в вашей сказке, Марион! –ласково улыбнулся Десмонд, но Марина взволнованно пробормотала:

– Пожалуйста, рассказывайте дальше!

– Да что уж рассказывать? Все и так ясно! Миледиприблизилась к фее – а та не ожидала ничего плохого и радостно улыбалась – инанесла ей удар серебряным кинжалом. Как известно, всех таких существ можнопоразить только серебряным оружием или серебряной пулею. Фея упала в озеро, ивода тотчас окрасилась кровью. А миледи сунула кинжал в ножны и отправиласьдомой.

Правда недолго оставалась скрытой от сэра Малколма. Что-тонашептали слуги, о чем-то он догадался сам, да и миледи была горда и не сталазапираться, когда милорд обнаружил окровавленный кинжал. Можно было ожидать,что он тотчас пронзит ей сердце, но… ничего такого не произошло. Сэр Малколм несказал супруге ни слова ни в эту минуту, ни через год, и два, и три, и более… Заэто время она родила сына и наследника, дитя подросло и уже вышло из возраста,когда нуждалось в женской опеке. И вот однажды грозовой мрачной ночью в покоимиледи внезапно вошли четверо мужчин в черных плащах с капюшонами, которыескрывали самого сэра Малколма, двух его самых преданных слуг и домашнеголекаря. Ее схватили и бросили на пол. Миледи вскрикнула, ожидая, что сейчас наднею свершится насилие, однако сэр Малколм, склонившись над распростертым теломсупруги, вытащил серебряный кинжал, покрытый ржавыми пятнами, – и миледипоняла, что настал час отмщения… хотя она уже надеялась, что он никогда ненаступит!

«Лесное озеро высохло!» – в первый и последний раз за всеэти годы обратился к супруге рыцарь, а потом кивнул своим пособникам. Слугизаткнули хозяйке рот и держали ее так крепко, что она не могла шевельнуться, алекарь тем же самым кинжалом вскрыл ей вены на руках, после чего опустил ееруки в два глубоких таза, чтобы ни одной капли крови не вылилось на пол…

– О господи! – в ужасе воскликнула Марина. – Даведь это была леди Элинор!

– Ого! – усмехнулся Десмонд. – Вы уже и впрямь омногом наслышаны! Pазумеется, разве могла бедняжка Урсула не просветить васотносительно этой дамы, к которой она бог весть почему так страстно привязана.Мне же она не больно-то по нраву!

– А мне ее просто жаль, – вздохнула Марина. –Верно, она и впрямь безумно любила сэра Дес… в смысле, я хочу сказать, сэраМалколма. И с ней поступили жестоко, жестоко… притом именно тогда, когда ужевсе казалось забыто.

– Да, отмщение изощренное, в духе Шекспира и античныхтрагедий. Но мне кажется, вы напрасно беспокоитесь, Марион. Вы совершенно непохожи на мстительную миледи! Наоборот, вы напоминаете прелестную фею, из-закоторой потерял голову мой предок. Особенно сейчас, когда ветер гуляет в вашихволосах, вздымая вихрь кудрей. У вас дерзкий взор, нежный рот и… озеро рядом!

Марина оглянулась, словно это нуждалось в подтверждении.Озеро то розовое, то серебристое, и золотистое солнце играет меж ветвей, бросаялегкие тени на траву…

– Удивительно! – тихо сказал Десмонд. – Я совсемзабыл, что куда-то шел, спешил. Я забыл о времени. Мне почему-то очень легкоговорить с вами, Марион. Как ни с кем другим! Может быть, это оттого, что нас свами, – он запнулся, – нас с вами связывают особые узы?

Марина испуганно моргнула. Сердце вдруг застучалочасто-часто.

– Вы имеете в виду, – шепнула она, поразившись тому,что голос ее звучит как слабый, еле слышный шелест, – вы…

– Я имею в виду, что мы с вами – супруги, – так же тихоответил Десмонд. – Но почему же мы так далеки друг от друга?

Марина закрыла глаза, не в силах вынести его взгляда,оступилась, покачнулась, Десмонд поддержал ее – и через мгновение Маринаоказалась в его объятиях.

Ни слова больше не было сказано меж ними. Она толькокоротко, испуганно вскрикнула, и ее губы очутились в плену его рта. Oницеловались как безумные, как умирающие от жажды, которые наконец-то припали кисточнику и готовы скорее умереть, чем оторваться от него. Сердце Марины билосьпрямо в сердце Десмонда, их руки сталкивались, беспорядочно хватали, гладилидруг друга, иногда они на миг прерывали поцелуй, чтобы глотнуть воздуху,шепнуть, задыхаясь:

– Десмонд!

– Марион! – и вновь предаться этому ошеломляющемупоцелую. Бедра их вжимались друг в друга все сильнее, они то и дело испускалитихие, сдавленные стоны, и Марина едва не закричала от нетерпения, когда рукиДесмонда начали поднимать ее платье.

О господи, она и не заметила, что лежит, а Десмонд склонилсянад ней, стоя меж ее раскинутых колен. Вот его рука скользнула в прорезьпанталон. Марина выгнулась дугой, чувствуя, что более не в силах ждать.