Ох уж эти Шелли - Юлия Андреева

Наверное, мысль о респектабельном дедушке, каким был реальный дедушка Кристофера Робина, просто не умещалась в детскую сказку и уж точно совсем не сочеталась с глупеньким, но таким любимым мишкой.

А еще в этом мире осел привязан к своему хвосту, на теле медведя можно обнаружить Северный и Южный полюс и существуют "удобоваримые" книги, одну из которых Кристофер Робин читал своему медвежонку, когда тот застрял в кроличьей норе и был вынужден неделю ничего не есть.

Сказка о Винни-Пухе сразу очень понравилась и детям, и их родителям. Во-первых, медвежонок Тэдди есть в продаже, и его можно подарить ребенку, назвав Винни-Пухом. Потом этих медведей уже специально начали продавать как Винни-Пухов. Во-вторых, несложно проделывать известные манипуляции с воздушными шариками или нарезать круги вокруг небольшой рощицы, полянки, клумбы в поисках таинственных Буки и Бяки, наблюдая как в результате кружения следов на снегу становится все больше и больше…

В этой сказке почти все так, как в реальности: существует некий собственный привычный уклад, персонажи живут в своих домиках. Миру привычному — в случае мира Пуха это Стоакровый лес — противостоит другой мир, в котором живут подозрительные существа, оттуда в Стоакровый лес приходят пришельцы и чужие — те, кого следует сторониться.

В то время мало говорили о толерантности и терпимости к пришлым. Но после Первой мировой войны было понятно, что прежнего мира никогда больше уже не будет. По Англии толпами бродили беженцы, среди которых запросто могли оказаться предатели родины или шпионы. Поэтому европейский читатель совершенно спокойно воспринял то, в каких выражениях персонажи детской сказки перемывают косточки явившейся в их лес неведомо откуда маме-одиночке Кенге с ее малышом:

"Никто не знал, откуда они взялись, но вдруг они очутились тут, в Лесу: мама Кенга и крошка Ру. Пух спросил у Кристофера Робина: "Как они сюда попали?" А Кристофер Робин ответил: "Обычным путем. Понятно, что это значит?"

Должно быть, такой же вопрос задавали английские дети своим родителям, и те, не считая нужным объяснять им проблемы, связанные с мигрантами, отвечали не менее уклончиво. Фельетонист Милн берет реальную, знакомую всем ситуацию и проецирует ее на сказочный мир.

"Пух, которому было непонятно, сказал: "Угу". Потом он два раза кивнул головой и сказал: "Обычным путем. Угу. Угу". И отправился к своему другу Пятачку узнать, что он об этом думает. У Пятачка был в гостях Кролик. И они принялись обсуждать вопрос втроем.

— Мне вот что не нравится, — сказал Кролик, — вот мы тут живем — ты, Пух, и ты, Поросенок, и я, — и вдруг…

— И еще Иа, — сказал Пух.

— И еще Иа, — и вдруг…

— И еще Сова, — сказал Пух.

— И еще Сова, — и вдруг ни с того ни с сего…

— Да, да, и еще Иа, — сказал Пух, — я про него чуть было не позабыл!

— Вот мы тут живем, — сказал Кролик очень медленно и громко, — все мы, и вдруг ни с того ни с сего мы однажды утром просыпаемся — и что мы видим? Мы видим какое-то незнакомое животное! Животное, о котором мы никогда и не слыхали раньше! Животное, которое носит своих детей в кармане".

Разумеется, пришлых тут же начинают обсуждать, и вместо традиционного английского пирога, который, если верить кинематографу, добросердечные домохозяйки пекут для каждого нового соседа, они решают, что перед ними "незнакомое и странное животное".

"Предположим, что я стал бы носить своих детей с собой в кармане, сколько бы мне понадобилось для этого карманов?

— Шестнадцать, — сказал Пятачок.

— Семнадцать, кажется… Да, да, — сказал Кролик, — и еще один для носового платка, — итого восемнадцать. Восемнадцать карманов в одном костюме! Я бы просто запутался!"

Согласитесь, замечательный портрет аборигенов рисует перед нами Милн. Они осуждают животное, которое носит своего детеныша в кармане, и, как это выясняется позже, никогда не спускает с него глаз, но при этом сами не помнят, сколько у них детей, мало того, сравнивают ребенка с носовым платком!

Тем не менее общим собранием обитатели Стоакрового леса решают, что Кенга опасна и за ней нужно следить, а для этого необходимо украсть ее ребенка! Кенгуренка они, разумеется, потом отдадут, но только после того, как мать пообещает убраться из их леса и больше не возвращаться. После план делается еще изощрённее — друзья решают не просто украсть кенгуренка, а подложить на его место поросенка.

В общем, приключенческий роман с элементами ужастика. Детям и беременным женщинам на ночь читать не рекомендуется.

Самое удивительное, что взрослый читатель, знакомящий своих чад с детскими книгами Милна, также находил в них перлы, которые были адресованы явно не детской аудитории. Например, в предисловии ко второй части внезапно утверждается, что последующие события приснились читателю. С таким парадоксом не всякий взрослый уживется.

Винни-Пуху же то и дело приходят на ум "великие мысли ни о чём". Когда Пух стучится в дом к Кролику, тот отвечает, что дома нет "совсем никого", а при описании слонопотама, Пятачок использует формулу: "большая штука, как огромное ничто". В общем, книга является как бы многоуровневой. К этому же выводу приходит Бенджамин Хофф, который при помощи героев Милна популярно объясняет философию даосизма ("Дао Пуха"). Дж. Т. Уильямс использовал образ медведя для сатиры на философию (Pooh and the Philosophers, "Пух и философы"), а Фредерик Крюс — на литературоведение (The Pooh Perplex, "Пухова путаница" и Postmodern Pooh, "Постмодернистский Пух"). В "Пуховой путанице" произведён шуточный анализ "Винни-Пуха", с точки зрения фрейдизма, формализма и т. п.

Кстати, русские анекдоты о Винни-Пухе и Пятачке в основном построены на игре слов. Например:

— Винни, это хряк или кабан?

— Винни — это медведь!

В 1924 году Кристоферу Робину было четыре года, когда у его отца вышли книги для детей: "Когда мы были совсем маленькими" и "Теперь нам уже шесть", где впервые говорится о Билле Муне, Кристофере Робине и плюшевом мишке. Когда ему исполнилось шесть лет, вышла первая книга о Винни-Пухе, а во время презентации "Дома на Пуховой опушке" ему было уже восемь. Перед текстом стояло посвящение жене писателя, хотя Алан давным-давно уже утратил всяческую связь со своей прекрасной половиной. Долли, или Дафна, как ее называли дома, занималась собой, встречаясь с мужем и сыном на совместных завтраках и перед отходом ко сну. Это единственное, что удалось Милну сохранить от своей мечты об идеальной семье.

Когда Кристоферу Робину исполнилось одиннадцать, мама собрала чемоданы и уехала в Америку к своему давнему любовнику. До этого она время от времени оставляла семью на три-пять дней, при этом няня следила и за ребенком, и за его отцом, дабы тот, заработавшись, не забыл поесть.

Героям стихотворения пришлось давать объявление и назначать награду за поимку сбежавшей или похищенной мамы. Дафна действительно много раз уходила и возвращалась, но однажды просто собрала свои вещи и оставила Милнов одних. К тому времени их няня вышла замуж и также покинула семейство.