Растление великой империи - Владимир Максимов

Хотя что ж с него спрашивать, если его германского союзника—боннского Джеймса Бонда, выплывшего вдруг в дипломатию, — ничему не научила даже история собственной страны, когда отборнейшие дивизии вермахта захлебнулись в сербских горах собственной кровью, а его тогдашний предшественник на нынешнем посту кончил свои дни на нюрнбергской виселице.

Что же касается французского д Артаньяна в этой мушкетерской троице, то его печальный пример только лишний раз подтверждает мое давнее, основанное на горьком личном опыте убеждение в том, что великому де Голлю так и не удалось научить своих последователей думать собственной головой.

Впрочем, дирижер, который управляет этим дружным оркестром, в свое время уже разыграл предложенную сегодня партитуру в так называемом «третьем мире» и намеревается теперь повторить этот успех под благодатным небом посткоммунистических территорий по классической схеме «разделяй и властвуй». Разыграв беспроигрышную карту тотальной суверенизации и навязав при этом бывшим колониям административные границы в качестве государственных, этот вездесущий маэстро обрек их на перманентную междоусобицу, под кровавый шумок которой Запад вот уже почти полвека алчно выкачивает оттуда людские и природные ресурсы. Так что раблезианское, но весьма шаткое благополучие западной цивилизации с ее менее чем миллиардным населением, потребляющим более шестидесяти (60!) процентов этих ресурсов, покоится на известном грабительском принципе: мое — мое и твое — мое. Согласитесь, не нужно быть большим математиком, чтобы с помощью четырех правил арифметики определить, какие же жалкие крохи остаются после этого на пять с лишним миллиардов остального человечества.

Только вот долго ли эти самые обездоленные миллиарды будут терпеть такой бессовестный грабеж, — над этим новоявленным «хозяевам мира» следовало бы задуматься.

Но вместо этого они теперь взялись за нас с вами, и Югославия для них лишь первый полигон, на котором они отрабатывают очередную модель глобального перераспределения. Поэтому, защищая сегодня Югославию, мы защищаем не какие-то осмеиваемые нынче нашими доморощенными западниками славянские или религиозные ценности, что само по себе тоже немаловажно, а прежде всего самих себя и будущее своих детей.

Падет Югославия, наступит наша очередь. Напрасно националисты в бывших советских республиках тешат себя наивной уверенностью, что «цивилизованный» Запад так уж озабочен их суверенитетом. Уверяю вас, Западу глубоко наплевать как на них самих, так и на их независимость. Запад озабочен лишь тем, чтобы, поманивая нас прелестями рыночного счастья, держать нас всех в состоянии вечной политической вражды и завистливой ревности. Тем легче мы сделаемся для него покорной и лакомой добычей.

Предмостные укрепления уже взяты: Восточная и Центральная Европа практически втянуты в орбиту НАТО. Сигнальные костры вовсю полыхают в Таджикистане, Карабахе, Грузии и на Северном Кавказе. Хворост для других активно сушится в Крыму, Приднестровье, Донбассе, Татарии и Прибалтике. Остается лишь бросить в них спичку, а с этим продуктом, как известно, на благополучном Западе дефицита нет. Неужели мы так ослепли от взаимной ненависти, что не в состоянии открыто посмотреть в глаза столь грозной реальности? Неужели мы и впрямь обречены на неонами спланированное самоубийство?

Тем не менее я убежден, что в нашем подлунном мире существует закон Божественного равновесия и горе тому, кто посягнет на его онтологические основы! Любое человеческое сообщество, как и каждый человек в отдельности, не может проглотить больше, чем в состоянии усвоить его организм. Тотальное пресыщение ведет к смертельному удушью или к столь же смертельной энтропии. Это испытали на себе все завоеватели, о которых я поминал выше. Поэтому в заключение мне хотелось бы предостеречь нынешних архитекторов Нового мирового порядка от чрезмерного аппетита: — Осторожно, подавитесь!

1994

Только цитаты:

«Я ненавижу эту державу, кровожадную, как хорек, шершавую, как устав караульной службы, и однозначную, как дубинка омоновца».

«У нас народа лишь десятая часть, а все остальное — тупая и бессмысленная чернь».

«Всю жизнь я пыталась поднять народ с колен, но он рожден ползать».

Все — из В. Новодворской.

Читаешь и диву даешься: посмотреть на нее, послушать — всем Бог обнес, поди ж ты, претензий на трех Лимоновых и на двух Солженицыных с избытком. А вот еще один красавец, сорвавшийся с демократической цепи:

«До тех пор, пока в России не будут стоять памятники, например, немецким, итальянским, французским, румынским солдатам, погибшим здесь во время войны, и у них не будут лежать цветы, мы не излечимся как нация».

Автора? Знакомьтесь: Юрий Афанасьев, бывший председатель нашего гитлерюгенда, то бишь пионерской организации СССР. Видно, стосковался по единомышленникам. Думаю, в порядке исключения надо бы позволить ему воздвигнуть один такой монумент. У него под окнами.

Последнему, хотя и несколько своеобразно, возражает столь же демократический мыслитель игумен (?!) Иннокентий Павлов в «Независимой газете»:

«Когда же наш народ можно будет считать имеющим здоровую нравственную основу? (Слушайте, слушайте! — В. М.) Отвечу со всей определенностью: когда вырастет поколение, которое не будет прощать ничего, никому, никогда».

Браво, игумен: открытие в современном богословии, прямо скажем, почти эпохальное! Только договоритесь же наконец между собой, залетные, чем же нам все-таки лучше излечиваться — мытьем или катаньем?

Но слово поэтам. Какое же историческое аутодафе без их лирического аккомпанемента:

«Россия должна быть уничтожена… Россия — утопия, страна, населенная призраками и мифами».

Это начинающая энтузиастка в журнале «Даугава». А вот откровения зрелого мастера в «Подмосковных известиях»: «Для меня это был финал детектива. Я наслаждался этим. Я терпеть не мог этих людей, и даже в таком положении никакой жалости у меня к ним совершенно не было. И, может быть, когда первый выстрел прозвучал, я увидел, что это заключительный акт. Поэтому на меня слишком удручающего впечатления это не произвело».

Это он о расстреле Белого дома. Вот уж воистину: «Надежды маленькой оркестрик под управлением любви».

Но если читатель наивно полагает, что наши прозаики здесь оплошали и безропотно уступили пальму первенства стихотворцам, то он глубоко и непростительно ошибается. Судите сами:

«Вселенная (то есть Россия.—В. М.), в которой обитают герои, нравственно индифферентна. В ней нет никакой эстетической структуры. Мертва здесь и так же гадка, как и палач».

Интересно, о ком это? О Сахарове? Пастернаке? Мандельштаме? Махоэлсе? Ахматовой? Марченко? Богатыреве?

Хотя далее поклонник этой прозы из лос-анджелесского еженедельника «Панорама» охотно разъясняет:

«Автор соскребает хрестоматийный глянец с портретов классиков. Гоголь и Достоевский у него — такие же негодяи и антисемиты, как и все окружающие».