Оракул - Арина Веста

Незнакомец выложил на столик последнюю карту с леденящей душу картинкой. На карте извивался бедняк, подвешенный вниз головой. Из карманов его сыпались монеты, полученные, должно быть, от рогатого господина на пятнадцатой карте.

— Вот мы и подошли к финалу, — вздохнул Оракул. — Да, недаром эти карты часто называют зеркалом судьбы… Это двенадцатая карта, ее называют «Повешенный». Помните, как злодеи подвесили бедняжку Буратино вниз головой, чтобы вытрясти из него монеты? Это расплата за отказ ходить в школу и излишнюю тягу к удовольствиям! Кстати, двенадцатый номер карты указывает на декабрь, конец года.

— Я умру под Новый год? — упавшим голосом спросил Парнасов.

— Карты намекают именно на такой исход. Финита ля комедиа! — и гадатель снял маску.

И только тут Парнасов узнал его. Не так давно этот бравый паралитик командовал захватом театра «Молния».

«Влип!» — мелькнуло в голове Парнасова, но месяцы успеха придали ему не только веса, но и самонадеянности.

— Ну что ж, благодарю за представление и позвольте откланяться: дела знаете ли, — Парнасов даже попытался улыбнуться. Но улыбка вышла кособокой, как надкушенное яблоко.

— Не стану вас удерживать, представляю, как вы востребованы читателями! — прижмурился инвалид. — Кстати, я тоже ваш поклонник!

Взгляд Парнасова остановился на яркой обложке мелькнувшей в руках «оракула». Это была его последняя книга: «Реквием по Буратино».

— По-моему, вы несколько поторопились окрестить читателей в сем литературном Иордане, — калека похлопал книгой по столу. — Шалости с тайным знанием и попытки похвастать близким знакомством с Изидой-Уранией соблазнительны, но опасны. Помните, смельчак, однажды заглянувший под ее одеяние, больше никогда не улыбался. Вы запутались в нижних юбках Изиды, Парнасов. Но я готов вам помочь! Предлагаю написать опровержение к «Реквиему».

— Никогда! — отрезал Парнасов. — Никогда Россия не будет страной дураков!

— Браво! Браво! — Калека сдержанно похлопал в ладошки. — Итак, Герман Михайлович, что вы предпочитаете? Путь первый: вы добровольно пишете опровержение.

— Ни за что! — отрезал Парнасов.

— Путь второй — это «Сакраментум» — вечное молчание. Но я не уверен, что вы справитесь с этим испытанием. И самое главное, в любом случае вы возвращаете нам гримуары.

— Впервые слышу, — фыркнул Парнасов.

— Поздно отпираться. Столетние мудрецы передавали эти тайны друг другу под величайшим секретом, а вы растрезвонили их на весь мир. В чем ваша заслуга? Вы всего лишь нашли их по наводке старого комедианта. Мы тоже обшарили старое кладбище на городской окраине, но немного опоздали. Тайник был пуст, и птичка улетела! Не упрямьтесь, Парнасов, напишите опровержение и живите спокойно.

— Опровержение? — вскипел Парнасов. — Так вот, зарубите на своем горбатом носу. Ничего писать я не буду! Никаких опровержений! Да и гримуары вам не достать. Руки коротки!

— Будьте осторожны, Герман!

— Как вы смеете! Я известный писатель, — напомнил Парнасов. — Я могу обратится в ФСБ!

— Приводи все отделение! — ухмыльнулся калека.

— Я могу написать разоблачительное завещание, — обреченно пообещал Парнасов.

— Советую поторопиться…

Обозленный, как высеченный мальчишка, Парнасов выскочил из шатра. Не простившись со своей нареченной, он сел в самолет и той же ночью оказался в своем загородном имении. Растопив камин, он собрал все бумаги, найденные под кладбищенской плитой, и до утра кормил огонь листами гримуаров. Теперь он один знал пароли и шифры, ведал сроки и ключи грядущих потрясений. Грея руки в алом жерле камина Парнасов клялся хранить этот секрет от злых, алчущих и преступных людейи, дабы закрепить свою клятву, решительно опустил ладонь на горячие угли.

Утренние новости взбодрили Германа Михайловича. Как он и ожидал, его новая книга «Реквием по Буратино» наделала шуму. «Общество любителей Буратино возмущено! — ухмыляясь, читал Парнасов. — Требуем защитить незапятнанный символ детства от гнусных инсинуаций. Активисты уже собрали оргкомитет, зарегистрировали общество Широкополых шляпи подали в суд от имени папы Карло…»

Мелодичный звонок в дверь оторвал Германа Михайловича от утренней чашки какао. Парнасов с интересом посмотрел в глазок: на площадке было пусто, но когда он попытался приоткрыть дверь, она ответила неожиданной тяжестью. Пыхтя от натуги Парнасов сдвинул дверь и выглянул на площадку. За дверью притулился большой холщовый мешок. Парнасов потрогал его носком шлепанца: из мешка пахнуло смрадом. Несколько экземпляров «Реквиема» были разорваны пополам и перемешаны с вонючими ошметками.

«Мешок гниющих костей со скотобойни! Черная метка!» — с идиотским восторгом ликовал Парнасов. — Зашевелились, масонища! «Чудище обло, озорно, стозевно, стоглазо…» Обложили меня! Обложили!!! — Раздувал он огонек веселого бунта.

Не каждому писателю выпадает случай задеть живой нерв истории. «Вперед, навстречу приключениям!» — пел внутри звонкий мальчишеский голосок.

Парнасов вышел на балкон и громко крикнул:

— Эй, где вы там? Я принимаю вызов!

Надеясь забыться за праздничными хлопотами, Парнасов готовился к свадьбе. По всеобщему мнению, в последнее время его невеста слишком увлеклась проектом «Арго», но он не собирался порицать будущую женушку за ее невинную игрушку. Ему предстояло ударными темпами закончить свой очередной опус и предаться сладкому ничегонеделанию в медовый месяц в Крымской Тавриде, где у Ксении был собственный дворец.

Для свадебного банкета, следуя моде, Парнасов снял загородное палаццо и выписал из Рио-де-Жанейро целую школу смуглых танцовщиц самбы, а вместо лимузинов купил роскошные конные экипажи. Орловские рысаки были подобраны волос в волос, а золоченые фаэтоны отделаны стразами и самоцветами.

Из Парижа прибыл знаменитый повар Оливье Жюльен, мастер по приготовлению пиявок, откормленных лебединой кровью. Любимое блюдо Рема Мерцалова, его будущего зятя, должно было расположить их к дружеским отношениям. Кроме того, к свадебному столу был заказан венский пирог из Вены и страсбургский из Страсбурга. В течение недели грузовые самолеты с трюфелями, устрицами, креветками и еще тысячами мелких, милых и незаменимых вещей один за другим приземлялись на аэродроме в Жуковском.

От волнения Парнасов набрасывался на еду в два раза чаще и к началу семейной жизни степенной походкой и горделивой осанкой походил на антарктического пингвина, прячущего под брюхом в плюшевых складках драгоценное яйцо.

Уж полночь близится, а Германна все нет.

А. Пушкин

В то погожее летнее утро новоиспеченный муж был не на шутку озадачен. Нет, не холодностью жены, хотя, если честно, медовый месяц уже начал слегка горчить. Ночи напролет Ксения пропадала в компьютерном зале, оформленном в стиле высокого техно. Она появлялась под утро бледная, изможденная с искусанными губами, точно всю ночь любодействовала с демоном, и в ее зрачках белесым призраком плавала чья-то косматая борода.