Чаша судеб - Елизавета Дворецкая

– А начертано вот что! – заговорила старуха, и ее скрюченные пальцы быстро зашевелились, вытягивая толстую нить из неряшливого комка кудели. – На сердце у тебя лежит дума такая, что яснее солнышка красного, милее вешнего дня, светлее ключевой воды да и крепче камня горючего. Искал ты ее с молодой девицей, искал с вещей чаровницей, искал и с острыми мечами, ратными полками. Да не нашел! Так не грусти, голубь, что и девицу ты потерял, и чаровницу, и мечи, и полки. За сердечной думой своей не полком ходят, а только в одиночку.

– Жалко же людей… – только и вымолвил Светловой, но старуха резко затрясла головой и не дала ему закончить.

– Сказано же тебе было! – раздельно проговорила она и снова посмотрела ему в глаза. Ее темный блестящий взгляд оковывал чарами и затягивал; Светловой вдруг увидел не старуху, а юную девушку, давно знакомую, только имени не вспомнить. И эта девушка говорила ему, и голос ее сливался с голосом старухи, отражался от стен избушки и проникал в самую душу:

– Хочешь весну удержать – будь сам как весна. Все для нее забудь! Все забудь!

Откуда-то пахнуло свежим и душистым весенним ветром, сладким запахом луговых цветов, на миг воскресив в памяти Светловоя те прекрасные дни, когда он встречался с Лелей. А черные глаза старухи казались давно знакомыми: впервые он видел эту бездну в глазах Светлавы, сказавшей ему: «Будь сам как весна». Эти же глаза горели для него новогодней ночью, когда Звенила указала ему путь к Чаше Судеб… Звенила ли? Звенила пропала, а эти глаза с ним по-прежнему.

– И нет тебе иного счастья, кроме как сердечную свою думу воротить, – говорила старуха, и Светловой слушал, как голос своей собственной души, несущий единственную правду. – Молодая девица бросила тебя, ушла к другому, к тому, кто сильнее. Не любят девицы, когда в облака смотрят да вздыхают так, что березы колыхаются! Пока ты вздыхал, ворог твой бился – вот и отбил удачу! Была у тебя и другая советчица – верила она, что во всяком человеке зверь сильнее света, что даже в Яриле сущем и то зверь победит. – Старуха хитро подмигнула Светловою и захихикала. – Вот на зверя она и нарвалась, и растерзал ее зверь, так что на костер едва кости собрали. Да тебя пожалела Хозяйка Подземной Воды – ко мне привела.

Хозяйка Подземной Воды! Разум Светловоя уже находился в плену чар, как была в плену его душа с тех пор, как он отбросил земные мечты ради небесных, ради Лели-Весны. Но все же он понял, о ком идет речь. Хозяйка Подземной Воды – Вела! Она, ее черные глаза-бездны провожали его на всем пути. Она мудра, нет таких дорог, которых не знает подруга Велеса. Она приведет…

– Пойдем! – Старуха поднялась с лавки и оторвала нитку, не выпуская из рук веретено. – Я тебе твою дорогу укажу. Подними вот!

Концом веретена старуха указала на пол, и Светловой увидел там крышку подпола. Ухватившись за ржавое железное кольцо, он без труда поднял крышку и увидел черноту – ни ступенек, ни хоть бревна с зарубками.

– Пусти-ка. – Хозяйка обошла его, проворно села на край подземного лаза, взмахнула веретеном и ловко спрыгнула вниз. Чернота поглотила ее, но тут же раздался бодрый голос: – Прыгай, голубчик, за бабкой, не бойся!

Судя по звуку голоса, подпол был неглубок, и Светловой без боязни прыгнул. Однако падать пришлось дольше, чем он рассчитывал, и полет в пустоте облил его ужасом. Но тут же ноги ударились о землю, а рядом зашевелилась старуха. В темноте она отчего-то казалась больше ростом.

– Пойдем, голубчик, теперь недалеко! – сказала она, и голос ее подбодрил Светловоя.

У него и в самом деле было такое чувство, что дорога длиною в целый год подходит к концу и цель его близка. Как раз сейчас, когда он перестал верить в это…

Следом за старухой Светловой пошел вперед. Своей вожатой он почти не видел, только по шороху, по неясному ощущению движения замечал, что она еще здесь. Вокруг царила полная темнота; первые несколько шагов Светловой сделал с удивлением, не понимая, каким образом у такой крошечной избушки может оказаться такой просторный подпол, но потом понял, что отсюда прорыт лаз, и перестал удивляться. Лаз оказался странным, нельзя не признать: в нем не замечалось признаков деревянного сруба, которыми одевают подземные ходы, чтобы земля не осыпалась и воды не губили дело человеческих рук. Но и была ли вокруг него открытая земля, он тоже не мог определить. Его окружали тьма и пустота, но не тьма полупрозрачная, позволявшая угадывать старуху, а пустота тесная, душная и давящая. Как ни старался Светловой взять в себя в руки, ему не удавалось прогнать чувство тоски и обреченности. Даже образ Лели, столько долгих месяцев придававший ему сил, сейчас побледнел и отдалился, словно светлая богиня весны боялась войти сюда.

Старуха время от времени принималась что-то бормотать, возясь со своим веретеном. До слуха Светловоя долетали обрывки заговоров.

Вяжу узлы крепкие,

Три узла вяжу трижды,

Чтобы не рвались, не мялись,

Вовек не развязались… —

с трудом различал Светловой и не мог понять, то ли старуха ворожит о дороге, то ли отводит путь неведомых злыдней.

Собери по городам и огнищам,

Собери по лесам и болотам,

Собери по рекам и по морю,

Со всей рыбы и птицы,

Со всякого лесного зверя,

Со всякого человека… —

бормотала старуха, собирая неизвестно что и неизвестно зачем.

Но Светловой почти не обращал на нее внимания: он уже привык, что дорога его судьбы идет через такие вот подземелья, темные и непонятные. И спасибо тем, кто хоть изредка брался указать ему дорогу!

– Пришли, голубь мой! – вдруг сказала старуха и повернулась.

Светловой поднял голову. Темное подземелье исчезло – он увидел себя в избе, где в очаге тлел огонь, а по сторонам виднелись лавки со спящими людьми. Возле самого очага лежала женщина с непокрытой головой, толстая блестящая коса обвивала белую руку. Помня, что сейчас ночь, Светловой не удивился темноте и тишине. Удивил его только один предмет, сразу бросившийся в глаза: круглый камень, похожий на каравай в два локтя высотой. Он был покрыт белым вышитым полотном, а на вершине его стояла большая глиняная чаша с тремя маленькими округлыми ручками над широким горлом.

– Вот она! – Старуха показала ему на чашу. – Это и есть Чаша Судеб.

Светловой сделал шаг к очагу, не веря. Чаша Судеб сначала поразила его своей простотой: только глина, даже без особой росписи. Только над горлом алели какие-то знаки… Он вгляделся, и роспись вдруг засветилась густым красным светом. Светловой без труда различил знак месяца березеня – простенький рисунок древней двузубой сохи в окружении волнистых полосок весенней воды. Сейчас идет березень, потому чаша и показывает его. Из чаши на него смотрела темная пустота.

– Возьми ее, – чуть слышно скрипнула старуха у него за спиной.

– Но как же я ее возьму? – Светловой с сомнением взглянул на чашу, такую большую, что один человек едва ли сумел бы удержать ее.