Госпожа президент - Анне Хольт

— Да, — кивнула Ханна. — Но, как я уже говорила, хотелось бы услышать объяснение…

— Меня считают мертвой?

— Нет. Пожалуй, предположений никто не строит. Все просто… в смятении. В США думают, что…

— Даю вам слово, — сказала президент, протягивая узкую руку. Она слегка пошатнулась и невольно сделала шажок в сторону, чтобы удержать равновесие. — Даю вам слово: очень-очень важно, чтобы никто пока не знал, что я нашлась. Надеюсь, моего слова вам достаточно?

Ханна пожала протянутую руку. Холодную как лед.

Они переглянулись.

Президент сделала еще шажок в сторону. Казалось, одна нога у нее подгибается, но она все-таки сумела выпрямиться и лишь после этого выпустила руку Ханны и прошептала:

— Не звоните никому! Прошу вас!

Она медленно опустилась на диван. Упала на бок, словно тряпичная кукла. Головой на подушку. Да так и замерла — одна рука на бедре, другая под щекой, словно вдруг решила вздремнуть.

— Вот и суп, — сказала Марри и остановилась посреди комнаты с дымящейся чашкой в руках. — Бедняжка, должно, до смерти умаялась. — Она повернулась к хозяйке и Ингер Юханне: — Ежели кто желает супчику, милости прошу на кухню.

— Давай все-таки позвоним, — с отчаянием сказала Ингер Юханна, присев на корточки подле бесчувственного президента. — Хотя бы врача вызовем!

Майская ночь опустилась на Осло.

Иссера-черные тучи нависали так низко, что скрывали верхние этажи отеля «Плаза». Казалось, стройная башня таяла в вышине. Воздух дышал прохладой, но теплые дуновения обещали, что завтра будет хороший день.

С весной Ингвар Стубё не ладил. Не любил погодные контрасты: то прямо-таки летняя жара, то жалкие три градуса выше нуля, то ледяной дождь, то впору купаться — непредсказуемые, резкие перепады. Одеться по погоде совершенно невозможно. Пойдешь на работу в свитере, поскольку утро выдалось холодное, а к полудню обливаешься потом. Утром мечтаешь о тепле, а в полдень это тепло оборачивается сущим кошмаром.

И пахнет по весне плохо. Особенно в центре. Под стаявшим снегом обнаруживался зимний мусор, гниль минувшей осени и экскременты несчетных собак, которым в городе вообще не место.

Ингвар любил осень. И больше всего — ноябрь. Сплошные дожди, мало-помалу понижающаяся температура, так что в лучшем случае еще до сочельника ложился снег. Ноябрь пах только сыростью и тленом, предсказуемый, унылый месяц, который, однако, всегда приводил его в хорошее настроение.

Не то что май.

Он сел на лавочку, глубоко вздохнул. От ветра пруд в Средневековом парке подернулся легкой рябью. Ни души кругом. Даже птицы, которые в эту пору года гомонили с утра до вечера, и те ушли на покой. Маленькая стайка уток дремала на берегу, спрятав головы под крыло. Только упитанный селезень вперевалку бродил поблизости, охраняя свое семейство.

События последних суток, казалось, обессилили не только Осло, но и весь западный мир. Ингвар успел посмотреть вечерние новости. Улицы Нью-Йорка безлюдны, как никогда. Бессонный город словно оцепенел, скованный ожиданием. В Вашингтоне и Лиллесанне, в маленьких городках и столицах — повсюду царила напряженная атмосфера, будто пропажа президента предвещала что-то еще более страшное, а потому самое милое дело сидеть дома, заперев двери и закрыв шторы.

Ингвар зажмурился. Немолчный шум большого города и рев трейлеров, нет-нет да и проезжающих по магистрали на том берегу, напоминали ему, что он в центре столицы. Если б не это, он мог бы вообразить, что находится совсем в другом месте. Один как перст.

Больше часа он пробовал связаться с Уорреном Сиффордом. Нет смысла ехать домой, не переговорив с американцем. Дважды он оставлял сообщения и на мобильном автоответчике и в посольстве. В гостинице сказали, что последний раз видели мистера Сиффорда вскоре после полудня.

Мертвого агента Secret Service Джеффри Уильяма Хантера нашли уже через час после того, как замотанный таксист принес в полицию удостоверение, которое обнаружил в кармане куртки умершей матери. Поскольку служба «Скорой помощи» точно сообщила, где они забрали сраженную инсультом женщину, искать стали в ближайших окрестностях.

Труп нашли в двенадцати метрах от указанного места. В ложбине, недалеко от дороги. Голова пробита девятимиллиметровой пулей «Зиг-Зауэра Р-229», который он сжимал в руке. Некоторое время криминалисты недоумевали по поводу того, что правая рука оказалась зажата между двух камней. На первый взгляд поза довольно странная. Однако быстрая неформальная реконструкция падения убедила их, что здесь произошло самоубийство. К такому же выводу пришел и патологоанатом, хотя и оговорился, что окончательное заключение потребует еще нескольких дней работы.

Было уже почти пол-одиннадцатого, Ингвар зевнул. Он устал и мечтал прилечь. Во всем теле чувствовалась тяжесть. Но вместе с тем его терзала тревога, которая наверняка не даст заснуть.

Полицейское управление превратилось в невыносимо сумбурное место. Никто уже не сетовал на незаконные сверхурочные, не заикался о том, что пора бы по домам. Народ сновал туда-сюда, как в муравейнике. Людей в большом здании, казалось, все прибывало, но никто не уходил. В коридорах кишмя кишели сотрудники. Свободных комнат нет. Чуланы и те были заняты многочисленным конторским персоналом.

Вдобавок управление находилось как бы в осаде. Импровизированный поселок на площади возле Грёнланнслейр непрерывно разрастался. Несколько шведских телеканалов устроились по другую сторону здания и даже на время перекрыли двумя своими автобусами Окебергсвейен. Теперь их выпроводили на Борггата, к церкви, но эта улочка была до того узкая, что автобусы мешали проезду полицейских машин. Шведы ругались с пресс-отделом уже минут сорок пять, когда Ингвар понял, что больше тут не выдержит. Срочно надо передохнуть.

Всю вторую половину дня он то и дело налегал на еду. И перед уходом отхватил щедрый кусок теплой пиццы от «Пеппе». Плоские коробки лежали повсюду. За двое суток ословская полиция стала крупнейшим клиентом сети быстрого питания.

Но ему по-прежнему хотелось есть.

Ингвар хлопнул себя по животу. Те времена, когда он мог назвать себя высоким, давно канули в Лету. Незаметно поредели волосы, а сам он растолстел. Живот свешивался поверх ремня, который он, когда никто не видел, спешил распустить. Последний вызов к полицейскому врачу Ингвар проигнорировал, сославшись на нехватку времени. На самом-то деле просто не рискнул пойти. И мысленно возблагодарил рутину, благодаря которой следующий вызов состоится лишь через год. Порой, проснувшись ночью и собираясь в туалет, он прямо чувствовал, как холестерин, точно мерзкая, опасная слизь, облепляет сосуды. Вроде бы замечал неровный пульс и легкие покалывания в сердце и в левой руке и иной раз, лежа без сна, размышлял о собственном здоровье.

А когда наступало утро, с облечением думал, что все это ему пригрезилось, и, как всегда, завтракал яичницей с беконом. Он — мужчина крупный и должен питаться как следует. К тому же скоро непременно возобновит тренировки. Как только станет чуть посвободнее.