Воющие псы одиночества - Александра Маринина

- Я думаю, на кухне будет в самый раз, если мы никомутам не помешаем, - бодро взял дело в свои руки Никотин. - Разговор у нас свами, Элеонора Николаевна, будет долгим, так что ваше предложение насчет чаюзвучит очень привлекательно.

Они расселись вокруг стола в относительно просторной, оченьсветлой и уютной кухне, сверкающей чистотой и радующей глаз продуманностью иизяществом каждой мелочи. Здесь не было ничего дорогого, мебель не изнатурального дерева, а из шпона и пластика, и плита стояла наша, отечественная,«Де Люкс», из самых дешевых, не какой-нибудь там навороченный «Электролюкс» или«Бош». В материалах по убийству Кристины Лозинцевой Настя нашла указание на то,что отец девочки работал в крупной финансовой корпорации ведущим аналитиком,стало быть, зарабатывал отнюдь немало. А живут-то они небогато. Долги, что ли?Или Лозинцев потерял работу и теперь получает куда более скромную зарплату?

Или пагубные пристрастия? Проблемные дети? Квартирка, хоть ичетырехкомнатная, но из самых-самых дешевых, в панельном доме на окраинегорода. И хотя Настя, кроме прихожей и кухни, никаких других помещений невидела, она отчего-то была убеждена, что в квартире все остальное такое же, какна кухне: идеально чистое, практичное и дешевое, и ни одной лишней вещи.

Насте очень хотелось получше разглядеть Элеонору Николаевнупри ярком дневном свете, льющемся из широкого идеально промытого окна, ноЛозинцева хлопотала у плиты, стоя спиной к гостям. Кстати, почему онаЛозинцева? Неужели старая дева? А если была замужем, то почему не менялафамилию? В том, что именно «была», Настя не сомневалась, ибо в противном случаеЭлеонора Николаевна никак не смогла бы постоянно жить в семье брата.

Она бросила взгляд на Никотина и поразилась тому, с какимпристальным вниманием Назар Захарович изучает спину и ноги хозяйки дома.

Это ж просто неприлично так разглядывать женщину! И в его-тогоды!

- Вот, прошу вас. - Лозинцева поставила на столкрасивые чашки, заварочный чайник, сахарницу, молочник и вазочку с домашнимрассыпчатым печеньем.

Теперь взгляд Никотина был прикован к ее рукам, и Настеказалось, что он по очереди ощупывает глазами каждый палец, очертания ладони,запястья, необычной формы кольцо из белого золота и такой же браслет на правойруке. Руки у Лозинцевой были ухоженными, с безупречным маникюром. Настя невольнопосмотрела на свои ногти, попыталась вспомнить, когда в последний раз покрывалаих лаком, и с огорчением поняла, что вспомнить не может. Значит, давно. Дажеочень.

А руки- то у Элеоноры Николаевны, хоть и ухоженные, адрожат…

Неужели в убийстве ее племянницы есть какая-то тайна,которую она изо всех сил пытается скрыть и смертельно боится, что она выплыветнаружу?

Хорошо, что Никотин здесь, как чувствовал, что его знания иопыт снова пригодятся.

Настя открыла блокнот, нашла страницы с вопросами и началаразговор. Назар Захарович все больше молчал, только изредка вставлялкакую-нибудь незначащую реплику. К сожалению, Элеонора Николаевна могла датьответы далеко не на все вопросы.

- Кристина росла не у меня на глазах, - словнооправдываясь, говорила она, - брат жил своей семьей, а я - своей. Лучше бы вам,конечно, поговорить с ним, но он так много работает, у него совсем не бываетсвободного времени.

- Лучше бы нам поговорить с матерью девочки, - заметилаНастя. - Она ведь жива, не так ли?

- Это невозможно! Она действительно жива, но ее нет вМоскве.

- А где она?

- В Германии, - раздался прямо у Насти за спинойехидный громкий голос, - в прекрасном курортном городе под названиемБаден-Баден. Там еще во времена Тургенева русская интеллигенция тусовалась,нервы лечила. У них с крепостными крестьянами столько проблем было, стольконервотрепки, что нигде, кроме как в Баден-Бадене, они в себя прийти не могли.Очень, знаете ли, большая нагрузка на психику у них была в России. Вот они вказино и расслаблялись. Водички попьют - и за рулетку.

Настя вздрогнула и обернулась. На пороге кухни стояладевушка, до того некрасивая, что даже не верилось. Близко поставленные глаза,длинный нос, узкие злые губы - и все это на непропорционально широком лице с обвисающими,как у хомячка, щеками. На девушке был длинный балахон с широкими рукавами изкакой-то яркой материи с цветными разводами.

- Дина! - с упреком воскликнула Лозинцева: - Ну зачемты так? Познакомьтесь, это наша Дина, старшая дочь…

Она не успела договорить, потому что девушка довольноневежливо ее прервала:

- Я не ваша. Я вообще ничья. И не надо делать вид, чтоя для тебя родная.

Настя ошеломленно молчала, переводя глаза с тетки наплемянницу.

Она ничего не понимала. Лозинцева резко поднялась, уронилачайную ложку, нагнулась, чтобы поднять ее. Дина даже не пошевелилась, чтобыпомочь тетке. И снова на помощь пришел Бычков.

- Ну, положим, чья ты есть - это не наше дело. Дело этоваше семейное, вот между собой и разбирайтесь. А вот скажи-ка, что ты можешьрассказать о Кристине? Ты же ее с самого рождения видела, она росла рядом стобой. Элеонора Николаевна нам тут мало чем помогла, папы твоего дома нет…

- Он мне не папа, - снова перебила Дина, злобносверкнув глазками.

- Ну извини, я имел в виду Андрея Николаевича. Но егонет, и он нам рассказать ничего не может. А Ярослав тебе кто?

- Брат, - с вызовом ответила Дина. - По маме. У насразные отцы. Но Славка Кристю любил, возился с ней все время, вы лучше с нимпоговорите. Папа все время работал, он ее мало видел, мне она вообще до фонарябыла, а Славка про нее все знал.

Ах, значит, все-таки папа. Девочка просто хочет эпатироватьгостей и позлить тетку. Может, Лозинцев ей и не родной отец, и она об этомзнает, но называть его она привыкла папой. Настя постепенно приходила в себя ипод убаюкивающий, чуть дребезжащий говорок Никотина начинала разбираться вситуации. Ярослав, значит, Кристину любил и с ней возился, а Дина, которая быланенамного старше брата, на младшую сестричку внимания не обращала. Почему? Ревновала?Но почему именно ее, а не брата, который родился раньше, и, по идее, всядетская ревность и вызванная ею ненависть должна была достаться именно ему.Была слишком мала, когда родился брат, чтобы что-то понимать и ревновать, а ктому моменту, когда появилась Кристина, девочка уже оказалась способной наревность и ненависть? Все может быть. Уж не здесь ли зарыт тот камень, окоторый так боится споткнуться побледневшая Элеонора Николаевна? Когда погиблаКристина, Дине было пятнадцать лет. Много это или мало для того, чтобы убитьсестру? История показывает, что вполне достаточно, бывали убийцы и помоложе. Акак же Семагин? Он же осужден… А как же неправосудные приговоры, которые вдевяностых годах пачками выносили наши российские суды, не разбираясь в доказательствахи закрывая глаза на явные прорехи в следствии? Что вчера сказал разъяренныйШустов? Нашли придурка, которого побоями заставили взять на себя чужоеубийство, чтобы «висяка» не было. Так, может быть, и Семагин не убивал КристинуЛозинцеву? Восемь девочек убил действительно он, а вот девятую, последнюю -нет. Ее убил кто-то другой. И Элеонора Николаевна прекрасно это знает. Хотя тамже было изнасилование… Допустим, Дина могла убить сестру, но не могла же она ееизнасиловать. Да, но изнасилования могло и не быть, просто был маньяк, которогок тому времени ловили по всей стране, и поймали его, кстати, через три дняпосле убийства Кристины. К тому времени судебно-медицинская экспертиза еще небыла закончена, и ее результаты с благословения начальства сфальсифицировали,чтобы подогнать под стереотип действий пойманного Семагина, на всякий случай, авдруг удастся его сломать и заставить взять на себя еще один труп. Тогда иубийство Кристины можно не раскрывать, надрываться не надо, и у всех грудь в орденах.Или у Дины мог быть сообщник, сексуально озабоченный подросток, вместе скоторым она и убила сестру.