Прелюдия к убийству. Смерть в баре - Найо Марш

– Так, – согласился помощник. – Не сомневайтесь, мистер Басгейт. Вы идете правильным путем.

– Ну и черт с вами! – отозвался Найджел. – Помимо прочего, есть еще Глэдис Райт, положившая свою косолапую ступню на левую педаль за полтора часа до случившегося. Что вы на это скажете?

– Возможно, она надевала калоши, – предположил Фокс и впервые громко засмеялся.

I

Старший инспектор закончил свой отчет к девяти часам. В четверть десятого они уже сидели в «Форде» Биггинса, направляясь в ратушу под шум проливного дождя.

– Мне необходимо попасть в Скотленд-Ярд, пока эта история не устарела, – сказал Аллейн. – Я звонил помощнику комиссара сегодня утром, но мне хотелось бы с ним увидеться. Нужно многое проанализировать. Возможно, завтра вечером. Хотелось бы разобраться в том, что же все-таки произошло во время встречи господина Генри и Дины Коупленд с мисс Прентис. Думаю, юноша хотел бы снять с себя эту ношу, но девушка ему не позволяет. Вот мы и приехали.

Колеса еще раз хрустнули по посыпанной гравием тропинке, и машина почти уткнулась во входную дверь. Ставни и окна были заперты. Сержант полиции Файф стоял на посту. Он впустил их внутрь и, будучи нелюбопытным, благодарно удалился, когда Аллейн сообщил, что на два часа в нем не будет необходимости.

– Я позвоню в участок Чиппинга перед нашим уходом, – предупредил его старший инспектор.

В ратуше пахло увядающими вечно зелеными растениями и лаком. Было очень холодно. Пианино стояло на своем прежнем месте, напротив сцены. В выцветшем шелке скорбно зияла дыра. Герань в горшках немного поникла. Все покрылось слоем пыли. Дождь барабанил по крыше здания, и ветер выл за окном, обрывая ставни.

– Я сейчас включу обогреватели, – вызвался Найджел. – Здесь в одной из комнат есть банка с парафином. Это место пахнет смертью.

Аллейн открыл свой чемодан и достал водяной пистолет Джорджи Биггинса. Фокс вклинил рукоятку между стальными колышками в корпусе пианино. Дуло вошло в дыру в кружевном украшении покрывала на передней части. Детективы протянули шнур по шкивам.

– В пятницу, – сказал Аллейн, – была только длиннющая дыра в собранном в складки шелке. Вы видите – их несколько. Материал сгнил в складках. Не сомневаюсь в том, что Джорджи расправил материал таким образом, чтобы дуло не отсвечивало на солнце. У нас будет практическая демонстрация для Басгейта, Фокс. Теперь, если вы закрепите передний шкив, я завяжу веревку вокруг рукоятки пистолета. Поторопитесь. Мне слышно, как он гремит банкой.

Едва они успели бросить газетный лист на нотный пюпитр, как появился Найджел с большой банкой.

– В той комнате есть отличное пиво, – сообщил он.

Журналист начал наполнять из банки резервуар обогревателя. Аллейн сел за инструмент, взял два или три аккорда и начал импровизировать на тему «Жила-была пастушка».

– Странно, Фокс.

– Что именно, мистер Аллейн?

– Мне не удается сдвинуть левую педаль. Попробуйте. Но не очень сильно.

Фокс уселся за рояль и наиграл указательным пальцем «Три слепых мышонка».

– Точно, – подтвердил он, – никакой разницы.

– Что все это значит? – требовательно спросил Найджел и нервно шагнул вперед.

– Левая педаль не работает.

– Боже праведный!

– Она не влияет на звук, – пояснил Фокс.

– Вы не нажимаете на нее.

– Нажимаю, мистер Басгейт, – солгал инспектор.

– Так, – попросил Найджел, – дайте мне попробовать.

Фокс встал. Журналист с важным видом сел на его место.

– Прелюдия Рахманинова до-диез минор, – торжественно заявил Басгейт.

Затем он поднял левую руку и наклонился вперед. Шум ветра на улице превратился в легкий вой и, казалось, заполнил собой все здание. Рука Найджела опустилась вниз, как кувалда.

Бом! Бом! Бом!

Басгейт сделал паузу. Сильнейший порыв ветра так резко рванул ставни, что на секунду он поднял голову и прислушался. Затем нажал на левую педаль. Газета упала ему прямо в руки. Тонкая струйка воды ударила между глаз, как холодная пуля. Найджел резко отпрянул назад, смачно выругался и чуть не потерял равновесие.

– Эта работает, – заметил Аллейн.

Но Найджел не успел ответить. Перекрывая шум бури, будто эхо трех предшествующих аккордов, прозвучал громкий тройной стук в переднюю дверь.

– Кто это, черт возьми? – воскликнул старший инспектор.

Он пошел к двери, но она распахнулась, и на пороге появился Генри Джернигэм. По его белому как мел лицу стекали струйки дождя.

II

– Что здесь, черт возьми, происходит? – потребовал объяснений Генри.

– Считаю, что лучше закрыть дверь, – осадил незваного гостя Аллейн.

Но молодой человек как будто не слышал его. Старший инспектор захлопнул дверь и закрыл ее на засов. Затем вернулся, взял сына эсквайра за локоть и ввел в зал ратуши.

Фокс флегматично ждал. Найджел вытер лицо носовым платком и уставился на пришедшего Джернигэма-младшего.

– Теперь объясните мне, что все это значит, – спросил Аллейн.

– Боже! – воскликнул Генри. – Кто сыграл эти три адских аккорда?

– Мистер Басгейт. Это мистер Басгейт, мистер Джернигэм. А это инспектор Фокс.

Юноша мрачно посмотрел на них и сел на стул.

– О господи, – проговорил он.

– Я хочу сказать, – смутился Найджел, – прошу прощения, что так вас напугал. Уверяю вас, мне и в голову не пришло…

– У меня сердце ушло в пятки, – объяснил Генри, переводя дух. Деревья так шумели, что ничего нельзя было расслышать.

– Да? – спросил Аллейн.

– Вы не понимаете? Я подошел к дорожке, и, как только приблизился к двери, сразу хлынул дождь. Ветер завывал так сильно, словно вокруг здания летали души грешников. А когда порыв стих, раздались эти три аккорда. Боже праведный! У меня душа ушла в пятки.

Генри закрыл лицо руками, а потом посмотрел на свои пальцы.

– Не знаю, пот это или капли дождя, – сказал он. – Простите! Не самое достойное поведение для поместного дворянина. Боже! Блимп[11]и то не обратил бы на это внимание.

– Могу представить, что это и в самом деле было жутковато, – поддержал юношу Аллейн. – Так что вы здесь делали?

– Шел домой. Я был на ужине в доме пастора. Мистер Коупленд, похоже, совсем забыл о том, что собирался от меня избавиться. Когда я оказался у них за столом, он обращал на меня внимания не больше, чем на пудинг, который подают в Высокой церкви[12]. Еще раз прошу прощения, сэр. Все вышло довольно глупо! Как же я мог?!