Оранжевый - хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - Пайпер Керман

– Ты слишком много думаешь, – говорила мне Поп, которая провела за решеткой более десяти лет и сумела не сойти с ума за это время.

Боже, педикюр был чертовски хорош. Плюс всегда находились лампочки, которые нужно было поменять, эссе, которые нужно было написать, пакетики с сахаром и инструменты, которые нужно было украсть, щенки, с которыми можно было играть, и сплетни, которые можно было собирать и передавать дальше. Я чувствовала себя виноватой, когда слишком глубоко погружалась в размышления о своей тюремной жизни, вместо того чтобы думать о Ларри. И все же кое-что напоминало о моем отсутствии во внешнем мире – к примеру, некоторые события, которые уже не могли повториться специально для меня. В июле на чудесном лугу большого поместья нашего старого друга Майка в Монтане должна была состояться его свадьба. Мне хотелось быть там, среди друзей, и пить текилу восхитительным летним вечером, поднимая тосты за Майка и его невесту. Но жизнь не стояла на месте, хотя я и была изолирована в отдельной вселенной. Мне отчаянно хотелось оказаться дома – под словом «дома» я имела в виду «с Ларри», а не на Нижнем Манхэттене, – но передо мной маячили еще целых семь месяцев заключения. Теперь я точно знала, что справлюсь, но считать дни до выхода было еще слишком рано.

Двадцатого июля Марту Стюарт приговорили к пяти месяцам лишения свободы и пяти месяцам домашнего ареста. Это был довольно типичный «разделенный срок» для белых воротничков, но он оказался гораздо меньше максимального срока, предусмотренного за ее преступления. Услышав приговор, многие заключенные недоуменно подняли брови. Около 90 процентов обвиняемых по уголовным делам признают свою вину. Обычно обвиняемый, который заявляет о своей невиновности и проигрывает в федеральном суде, не может рассчитывать на снисходительность судей и получает максимальный срок, а не минимальный. Такое случилось с несколькими обитательницами лагеря, которые отбывали очень длительные сроки. И все же большинство заключенных не сомневалось, что Стюарт станет чьей-нибудь соседкой в Данбери и это внесет некоторое оживление в тюремную жизнь. Я почти не сомневалась, что, если Марту отправят в Данбери, ее определят в блок А – забитые страдающими дамочками «предместья».

С момента появления в Данбери я слышала о Детском дне. Раз в год Бюро тюрем выделяло день, в который дети приходили в тюрьму и проводили время с матерями. Для этого разрабатывали специальную программу, в которую входили эстафеты, аквагрим, забавы с пиньятами и барбекю. Кроме того, дети могли погулять по территории лагеря со своими матерями – это очень отдаленно напоминало прогулки в парках обычных семей. Все остальные заключенные в это время должны были оставаться в своих блоках, поэтому опытные женщины посоветовали мне вызваться волонтером, чтобы помочь с праздником, ведь иначе я рисковала восемь часов провести в своем отсеке в довольно жаркий день.

От помощи никто не отказывается, поэтому в первую неделю августа меня вызвали на встречу волонтеров. Мне выпало обслуживать кабинку аквагрима. Суббота действительно выдалась чертовски жаркой, но лагерь так и бурлил энергией. Поп с командой спешили приготовить хот-доги и гамбургеры. Волонтеры либо бродили из стороны в сторону, либо готовили свои участки. Над столом для аквагрима поставили небольшой раскладной тент, раскрашенный яркими цветами. Я даже не ожидала, что буду так волноваться. Что, если дети будут плохо себя вести и я с ними не справлюсь? Мне совершенно не хотелось делать замечание ребенку другой заключенной – просто представьте, как это могло потом ударить по мне! Я с опаской расспросила обо всем свою напарницу, для которой это было уже не впервой. «Все просто. Показывай им варианты и спрашивай, какой они хотят», – скучающим тоном ответила она. В нашем распоряжении был лист с контурами радуг, бабочек и божьих коровок.

Дети начали прибывать. Их нужно было заранее регистрировать и оставлять в комнате свиданий, откуда их вечером забирал тот же самый взрослый (входить в лагерь взрослым не разрешалось, детей отправляли одних). Многим семьям удалось привезти детей издалека – из Мэна, с запада Пенсильвании, из Балтимора и даже более далеких городов, – и для многих из них это было единственное свидание с мамой за год. Наверное, детям было страшно проходить через комнату свиданий – после всех процедур они бросались прямо к матерям. За этим следовали объятия и поцелуи, а потом матери брали их за руки и вели вниз, в столовую, и на улицу, к стадиону и столам для пикника. В их распоряжении оказывался целый день.

Первая клиентка смущенно подошла к нашей кабинке вместе с мамой, моей коллегой по столярной мастерской.

– Пайпер, она хочет аквагрим.

Девочке было лет пять. У нее были пухлые щечки и два кудрявых золотисто-каштановых хвостика.

– Ну, милая, какой рисунок хочешь? – Я показала на листок с образцами.

Девочка посмотрела на меня. Я посмотрела на нее. Затем я посмотрела на ее маму:

– Что она хочет?

Мама закатила глаза:

– Не знаю. Может, радугу?

Радуга на рисунке поднималась из облака. Нарисовать ее было нелегко.

– А может, сердечко с облаком? Синее, под цвет платья?

– Здорово, сойдет.

Придерживая подбородок девочки, я постаралась унять дрожь в другой руке. В итоге картинка получилась очень большой и очень… синей. Мама изучила мою работу и посмотрела на меня, словно говоря: «Какого черта?» Но затем она наклонилась к дочери, проворковала: «Как мило, доченька, que linda!» – и они ушли. Рисовать было сложнее, чем мне казалось.

Но затем стало проще. Когда дети перестали стесняться незнакомцев, всем захотелось нанести на лица аквагрим. Дети прекрасно себя вели, терпеливо ждали своей очереди и радостно улыбались, когда им наконец-то разрешали выбрать рисунок. Мы работали несколько часов, пока всех не отпустили на обед. Я съела гамбургер в компании Поп, наблюдая, как семьи рассаживаются на траве и занимают столы для пикника. Маленькие дети играли вместе. Дочери-подростки Джизелы флиртовали с сыновьями-подростками Трины Кокс, которые, честно говоря, были весьма ничего. Некоторые матери казались растерянными – они отвыкли каждый день присматривать за своими детьми. Но всем было весело. Меня снова посетило чувство, которое я испытала, когда пришли результаты экзамена Натали. Оно влетело в меня вихрем – мне было отрадно видеть столько счастья в таком печальном месте.

После обеда я вернулась к кабинке аквагрима. Теперь к нам начали подходить ребята постарше.

– А татуировку сделаете? Тигра? Или молнию?

– Только если твоя мама позволит.

Получив разрешение от мам, я принялась «набивать» молнии, якоря и пантер на предплечьях, плечах и лодыжках довольных подростков. Моя собственная татуировка собрала приличную порцию ахов и охов.

Вскоре ко мне подошел младший сын Трины Кокс. На нем были зеленые шорты, белоснежная футболка с надписью «Нью-Йорк Джетс» и новая кепка с логотипом той же команды.