Большая книга приключений охотников за тайнами - Анастасия Дробина

Море было спокойное, гладкое. Над ним кричали чайки. Короткие волны лизали Белкины ноги в шлепанцах, когда она медленно брела вдоль кромки прибоя. В горле стоял горький комок, мысли летели вскачь.

Значит, вот с кем он встречается… Вот в кого влюблен на самом деле… Какая-то брюнетка на дорогущей машине! Интересно, сколько ей лет? Если имеет права – значит, не меньше восемнадцати. Но Ромке-то шестнадцать! Встречается с девчонкой старше и богаче себя? А может… все-таки не встречается? Ведь они не поцеловались, не обнялись… Кажется, Ромка даже не улыбнулся ей… А она ему и подавно… мымра очкастая! И вообще, что это за свидание такое – в шесть часов утра на пустом шоссе?! Как у шпионов каких-то, а не у влюбленных! Может, это все-таки деловая встреча? При этой мысли Белка разом повеселела, но тут же приуныла снова. Она представить себе не могла, какие дела могли быть у Ромки с красивой взрослой девушкой на сияющей иномарке.

– Привет! – послышалось вдруг за спиной, и от неожиданности Белка чуть не шлепнулась на гальку. Набежавшая волна окатила ее до колен, вымочив сарафан. Рядом на песке стоял Ромка. И смотрел на нее сощуренными зелеными глазами. Белка покосилась в сторону шоссе. Серебристой иномарки там уже не было.

– При… Привет…

– А что ты на море в такую рань? Купаться холодно еще.

– А я и не купаюсь. – Белка старательно одернула мокрый подол сарафана. – Я – так, на море посмотреть пришла. Наши все спят еще… А ты сам что здесь делаешь?

– Ловлю свет. – Ромка обернулся на свой мольберт, который был расставлен у каменной гряды. – Через час уже уйдет…

– Можно мне посмотреть? – обрадовалась Белка.

– Не на что пока. Я еще не начал. – Ромка вдруг снова взглянул на нее. Взгляд был внимательным, пристальным. Оценивающим. Он смотрел так очень долго и, когда Белка уже начала нервничать, вдруг взял ее за руку и потянул за собой.

– Вот! – выпалил Ромка, подтаскивая растерянную девочку к полосе воды. – Можешь постоять так немножко? И еще волосы распустить? Пожалуйста! Не бойся, это ненадолго, свет уйдет скоро… Нет, стой как тебе удобно, только не шевелись… и голову чуть-чуть вбок… Все, годится! Молодец! Пожалуйста, стой!

Он метнулся к мольберту и взял кисть. Белка застыла. Сердце колотилось в груди как ненормальное, губы пересохли. Она была готова стоять так, на мелководье, с мокрым подолом и лезущими в лицо волосами, хоть до вечера. Ведь Ромка сам к ней подошел, сам, она не навязывалась! Сам заговорил! Сам захотел ее рисовать! Улыбается, и смотрит на нее своими зеленущими глазами, и водит по бумаге кисточкой… А эта, на иномарке, теперь пусть хоть лопнет!

Время шло. Солнце поднялось над горами, поверхность моря залилась розовым светом, а Ромка все рисовал и рисовал. Белка стояла неподвижно, стараясь даже не дышать. Одновременно она соображала, стоит или не стоит задавать ему вопросы. Не напугать бы… Не хочет Ромка вспоминать, что они впервые увиделись в музее Тропинина, – и бог с ним! И не надо! Может, и в самом деле не помнит! Все, что они обсуждали вчера с друзьями – и ее, Белкино, невероятное сходство с украденным портретом, и странную уклончивость Ромки, и дикое поведение его старшего брата, – все сейчас казалось далеким и ничего не значащим. А самое главное – это то, что они сейчас вместе. И Ромка, сощурившись, смотрит на нее, и улыбается, и водит тонкой кисточкой по бумаге. А все остальное – потом!

– Все, свет ушел! – с сожалением сказал Ромка час спустя, когда у Белки уже вконец одеревенели ноги и заныла спина. – Спасибо! Очень тяжело было? С непривычки всегда трудно, я знаю…

– Ничуточки! – храбро сказала Белка, стараясь незаметно потереть поясницу. – Я посмотрю, можно?

Ромка кивнул. Белка взглянула на мольберт – и ахнула.

Розовое море уходило в горизонт, сливаясь с серебристыми облаками. Чуть голубело рассветное небо. Блестела мокрая галька, а на влажной полосе песка стояла она – Белка Гринберг, со слегка запрокинутой головой и распущенными волосами. Ветер, казалось, раздувает подол ее белого сарафана. Это было так невозможно, пронзительно красиво, что Белка чуть не заплакала.

– Ты… настоящий художник, – прошептала она. – Это в сто раз лучше, чем портрет графини Сарры!

Она сама испугалась, что это у нее вырвалось. Испугался, казалось, и Ромка: во всяком случае, улыбаться он сразу перестал.

– Какой… графини Сарры? – хрипло спросил он.

– Ну как же! – улыбнулась Белка, лихорадочно соображая, как теперь выкручиваться. – Есть такой портрет известный, разве ты не знал? Петра Соколова! Он нарисовал графиню Сарру Толстую! Дочь Федора Толстого, Американца, и певицы-цыганки! Просто я на нее очень похожа, все так говорят! Я думала, раз ты в художественном учишься, то знаешь…

– Ты правда очень похожа, – медленно сказал Ромка. Выражения его лица при этом Белка не видела, потому что усиленно таращилась на рисунок. Здравый смысл умолял ее замолчать, но Белка неслась на всех парусах.

– Представляешь, меня даже однажды в музее за ее призрак приняли!

– Как это?

– А ты не знал, что в Москве, в музее Тропинина, живет привидение графини Сарры? Вот меня с ним и перепутали! Парень один, тоже художник, кстати…

Ромка, подойдя, внимательно взглянул на нее, и Белка была вынуждена ответить на этот взгляд. Добрую минуту они смотрели друг на друга не отрываясь. Наконец Ромкины обветренные губы дрогнули; казалось, он был готов о чем-то спросить… но вместо этого отвернулся и пошел к своему мольберту. Быстро сложил его, покидал в этюдник кисточки и краски. И, не глядя на растерянную Белку, зашагал к выходу с пляжа.

… – Давай-давай! Поднимай помалу! Только не дергай! Если упадет – всех поубиваю!

Проснувшись от голоса старшего брата, который, казалось, раздавался откуда-то сверху, Полундра села на кровати и захлопала глазами. В комнате было пусто. На полу лежал горячий луч. Подруг и Сони след простыл. Вскочив, Юлька натянула шорты, майку и, жмурясь от яркого солнца, вылетела за порог.

Взгляду ее представилась замечательная картина. Через огромную ветку старого платана, тянущуюся над самой крышей, была переброшена бельевая веревка. За один конец веревки старательно тянули Атаманов и Батон, а к другому была привязана старая авоська тети Марьяны с каким-то угловатым предметом на дне. А верхом на крыше восседал Пашка, озабоченно командуя:

– Ну, еще немного, вз-зяли! Взяли! Да осторожней, говорят вам!

Авоська наконец сравнялась с коньком крыши. Пашка ловко поймал ее и притянул к себе. Серебристый предмет блеснул на утреннем солнце, оказавшись Пашкиным айпадом. Через минуту над двором раздался ликующий крик:

– Есть!!! Взял! Есть Сеть, ур-р-р-ра!!! Все, шелупонь, идите на свое море, делайте что хотите, а дядю Пашу больше не трогать… И не дай бог, опять у вас какая-нибудь гроза начнется!

– Вот тебя она спросить забыла! – съязвила Соня, снимая с веревки высохшие полотенца. Тут же ее лицо стало озабоченным: – Пашка! Полторецкий! Ты хоть на голову что-нибудь надень!