Кровавый орел - Крейг Расселл

– Да.

На всегда бесстрастном лице Фолькера вдруг появилось выражение. Его темные глаза заблестели – то ли от гнева, то ли от боли. Фабель даже удивился.

– Клугманн был храбрым парнем, – сказал Фолькер. – Хорошим и честным полицейским. Я лично завербовал его… Я не настоял на том, чтобы он вышел из игры после гибели Тины Крамер. Это моя ошибка. Я виноват в его смерти.

– Думаю, вы совершенно правы, – сухо сказал Фабель. Он не злорадствовал, он просто констатировал факт.

Понедельник, 16 июня, 14.00. Альтона, Гамбург

Хорошенькое личико Сони Брун опухло, глаза покраснели. Было понятно, что она плачет уже не первый час. Теперь у нее остались силы только слабо всхлипывать. Фолькер хотел допросить ее первым, однако гаупткомиссар, игнорируя ярость бээндэшника, разрешил ему только молча присутствовать при том, как они с Вернером Мейером будут допрашивать Соню в ее квартире: мол, теперь это дело комиссии по расследованию убийств.

Соня тихо ахнула, когда Фабель сообщил ей, что Клугманн был агентом БНД и работал под прикрытием. Теперь все прошлое вдруг предстало перед ней в другом свете. И это было ударом едва ли не более сильным, чем гибель возлюбленного.

– Он же сказал, что мы поженимся… уедем когда-нибудь из этого ужасного Гамбурга – сразу после того, как он закончит свое «большое дело». Неужели это была просто ложь?

Она растерянно смотрела на Фабеля. У него не повернулся язык сказать правду. Хотя знал ли он правду?

– Нет, Соня. Вряд ли он лгал. Вы были ему дороги, он заботился о вас. Я уверен, после «большого дела» он увез бы вас из Гамбурга…

Они попытались вызнать у Сони что-нибудь об украинцах и «большом деле», о котором Клугманн так много говорил. С кем она его видела, кого он упоминал? Однако Соня, явно совершенно искренне, на все вопросы отвечала отрицательно. Нет, ни единой подробности ей не известно. Ни с кем она его не видела. Он не упоминал ни одного имени.

– Вы слышали про Вадима?

– Нет, я бы запомнила. Я люблю русские имена и наверняка бы запомнила. В свободные от работы вечера он надолго уходил и возвращался поздно. С кем-то беседовал относительного этого «большого дела», но мне не рассказывал…

Так они ничего и не узнали. Соня вновь разрыдалась – теперь уже от собственной беспомощности. Фабель молча прошел на кухню и заварил ей крепкого чая.

– Последний вопрос, – сказал он. – У Ганса была видеокамера?

Соня нахмурилась и покачала головой.

– Значит, он никогда не приносил камеру в ваш дом? Может, вы случайно видели среди его вещей видеокассеты?

Соня снова растерянно замотала головой.

Пришлось им уйти ни с чем. Было грустно думать, что судьба в очередной раз посмеялась над Соней. Мужчина, который вытащил ее из грязного мира проституции и дешевой порнографии, оказался полицейским. И теперь она не могла с точностью сказать, любил он ее или только прикидывался, были их отношения лишь необходимой частью его «легенды» или чем-то более серьезным… Ее некому было утешить: ни родственников рядом, ни друзей. Оказалось, что она играла в чужом спектакле. Спектакль закончился, все актеры ушли, а она осталась на сцене одна-одинешенька. Еще несколько дней назад она торопилась домой, радостная и окрыленная, с хозяйственными сумками – ей было о ком заботиться, у нее было будущее, мечты о новой жизни. И что теперь? Опять трахаться за деньги перед камерой? Фабель мог только гадать, любил Клугманн Соню или нет, хотел жениться на ней или нет. Однако то, что он вытащил девушку из порнобизнеса и не побрезговал устроиться с ней по-семейному, говорило о многом…

Закрывая за собой дверь квартиры, Фабель про себя поклялся во что бы то ни стало отомстить за Клугманна.

Понедельник, 16 июня, 22.50. Пёзельдорф, Гамбург

Домой Фабель добрался только поздно вечером – к одиннадцати часам. Надо было собрать команду и обсудить новое положение вещей. Теперь они знали, что Моник на самом деле звали Тина Крамер и она была агентом БАО. Клугманна застрелили. Фолькер стоял на том, что нет ни малейшей связи между его операцией и ритуальным убийством Тины Крамер. За Максвейном, с неохотного благословения Ван Хайдена, установили круглосуточное наблюдение. «Мы нутром чуем: с ним что-то не так», – сказал Фабель, прося дополнительных людей для наблюдения за Максвейном. Ван Хайден терпеть не мог формулировку «нутром чуем». В этих случаях он нутром чуял, что денежки налогоплательщиков уходят непонятно на что. Однако Фабеля он уважал и почти любил – по крайней мере доверял ему. Поэтому в который раз пошел гаупткомиссару навстречу.

Фабель назначил ответственными за наблюдение Пауля и Анну – он понимал, что им хочется показать себя с лучшей стороны и восстановить свой авторитет после того, как они упустили Клугманна и стали косвенными виновниками его гибели.

Еще раз прошлись по фактам в связи с убийством Ангелики Блюм.

Согласно отчету технического отдела ее ноутбук был профессионально очищен от информации. Для того чтобы «вернуть девственность» жесткому диску компьютера, нужна специальная аппаратура. Значит, преступник имел ее с собой – вместе с орудием убийства. Основательный тип!

Мёллер докладывал, что вскрытие трупа подтвердило его догадки.

Мария Клее случайно обнаружила нечто, что могло иметь отношение к делу. Или по крайней мере было любопытно. Она принесла каталог бременской выставки полотен работы Марлис Менцель. Фабель удивленно вскинул брови. Имя ему было хорошо знакомо. Марлис Менцель не так давно вышла из штутгартской тюрьмы. Будучи членом террористической «Группы радикального действия» под руководством Свенссона, она принимала участие в том грабеже, который закончился перестрелкой с полицией. Тогда и Фабель был ранен, и Марлис Менцель получила две пули – едва-едва выжила. То, что эта особа теперь заделалась художницей, было для него полным сюрпризом.

Выставка называлась «Германия распятая». У Фабеля тревожно заколотилось сердце, когда он увидел фотографии выставленных холстов. Каждая картина состояла из мощных всплесков кроваво-красного, черного и ярко-желтого – цвета немецкого флага. Холсты были объединены и общим мотивом – некто в разных положениях, кричащий словно под пыткой. Фабелю это показалось тоскливым однообразным китчем, однако он сразу понял, почему Мария обратила внимание на каталог и сочла нужным показать его шефу. У многих картин было неопределенное, но очень внятное и пугающее сходство с тем, что они видели уже трижды на местах ритуальных убийств, – распятое, замученное существо. Фабель благодарно кивнул Марии. Им следовало непременно навестить фрау Менцель и прощупать, что той известно о ритуале «кровавый орел» и нет ли у ее «художественных видений» какой-либо преступной подоплеки.

После встречи со своими сотрудниками Фабель заглянул в отдел по борьбе с организованной преступностью и переговорил с Бухгольцем и Кольски. Он рассказал им о тайной операции БНД, в результате которой погиб Клугманн. Те вроде бы искренне возмутились поведением Фолькера, хотя Фабель ожидал большей ярости. Очевидно, за годы работы с организованной преступностью они видели столько обмана, что их уже ничем нельзя было ошарашить. Самое главное, Фабель убедился в том, что и Бухгольц ничего не знал про тайную операцию с участием Тины Крамер и Клугманна – Фолькер и его водил за нос.