Птичий короб - Джош Малерман

Берется за весла.

Лодка приближается ко второму рукаву справа, а Мэлори кажется, она плывет по волнам лет. По волнам своих воспоминаний. Вот она в пору, когда сделала тест на беременность, когда наткнулась на труп Шеннон и прочла объявление в газете. Вот она в пору, когда приехала в дом Джорджа, когда впервые встретилась с соседями, когда согласилась впустить Олимпию. Вот она в день появления Гари. Вот она в час, когда лежала на полотенце, расстеленном на полу чердака, а Дон сдирал одеяла с окон первого этажа.

Сейчас Мэлори сильнее и храбрее. В этом мире она одна вырастила двоих детей.

Она изменилась.

Лодка качается, внезапно коснувшись берега. Значит, они вошли в рукав.

Дальше Мэлори плывет по волнам настоящего. Вот она, в одиночку растившая детей. Целых четыре года. Она воспитывала их, берегла от внешнего мира, который становился опаснее день ото дня. Вот Том, вот его идеи, его бесчисленные замыслы, которыми он надеялся вдохновить, обнадежить, убедить, что лучше противопоставить безумию свой план, чем сидеть и ждать, когда оно возьмет верх.

Теперь лодка плывет быстро. Рик говорил, до шлюза лишь сто ярдов.

Мэлори плывет по волнам сегодняшнего дня. Сегодня она проснулась с надеждой, что туман укроет их с детьми от типов вроде Гари, который может следить за ними с берега. Сегодня она побывала в лапах волка. Сегодня она столкнулась с безумным лодочником и с безумными птицами. Она встретилась с тварью – тварей Мэлори боится больше всего, – которая пыталась отнять у нее единственное средство защиты. Повязку.

Как много значила для нее повязка… Подумав об этом, Мэлори слышит лязг.

Лодка во что-то врезалась. Мэлори сразу тянется к детям.

Это шлюз! Лодка активировала сигнализацию Рика.

Сердце Мэлори бешено стучит: грести больше не нужно! Она запрокидывает голову и кричит. От облегчения. От гнева. От всего сразу.

– Мы здесь! – громко объявляет она. – Мы здесь!

С берега слышится шорох. Кто-то быстро к ним приближается.

Мэлори хватает весла. Она теперь всегда будет наготове.

Что-то касается ее руки. Мэлори сжимается в комок и слышит женский голос:

– Не бойся! Не бойся меня! Я Констанс. Я с Риком.

– У тебя открыты глаза?

– Нет, я в повязке.

Сознание Мэлори заполняют смутно знакомые звуки. Женский голос она не слышала с тех пор, как Олимпия сошла с ума.

– Со мной двое детей. Всего нас трое.

– Дети? – В голосе Констанс звучит радостное волнение. – Возьми меня за руку. Нужно вытащить вас из лодки и отвезти в Такер.

– В Такер? – переспрашивает Мэлори и замирает.

– Да, так называется наше убежище.

Сперва Мэлори передает Констанс детей. Потом, опираясь на руку новой подруги, вылезает сама.

– Прости, но у меня ружье, – смущенно говорит Констанс.

– Ружье?

– Ты не представляешь, на каких зверей срабатывала наша сигнализация! Ты ранена? – спрашивает Констанс.

– Да.

– У нас есть лекарства. И доктора есть.

Мэлор улыбается так широко, как не улыбалась последние четыре года, аж губы трескаются.

– Лекарства?

– Да, лекарства, инструменты, бумага. Много всего.

Бредут они медленно. Мэлори не может идти самостоятельно и опирается на плечи Констанс. Дети, по-прежнему в повязках, цепляются за брюки Мэлори.

– Двое детей… Представляю, через что ты сегодня прошла.

Голос Констанс звучит успокаивающе. Она говорит «сегодня», но обе женщины понимают, что речь о годах.

Они взбираются по склону. Тело Мэлори пульсирует от боли. Внезапно почва под ногами сменяется асфальтом. Это тротуар? Мэлори слышит негромкое постукивание.

– Что это?

– Ты о звуке? Это моя трость. Но она больше не нужна. Мы на месте.

Констанс стучит в дверь.

Судя по скрипу, открывается тяжелая металлическая дверь. Констанс заводит их внутрь. Дверь захлопывается.

Мэлори чувствует запахи, каких давным-давно не чувствовала. Запах еды. Свежеприготовленной еды. Запах опилок, словно здесь что-то мастерят. Она и звуки соответствующие слышит – негромкий гул, словно одновременно работают несколько механизмов. Воздух свежий. Гулкое эхо разносит каждое слово.

– Можно открыть глаза, – мягко предлагает Констанс.

– Нет! – кричит Мэлори, прижимая к себе Мальчика и Девочку. – Только не детям! Я первая!

К ним кто-то подходит. Мужчина.

– Господи! – восклицает он. – Мэлори, неужели это ты?

Мэлори узнает низкий сипловатый голос. Четыре года назад она слышала его на другом конце провода. Целых четыре года она решала, готова ли услышать его снова.

Это Рик!

Мэлори стягивает повязку и медленно открывает глаза, щурясь от белого света убежища.

Они в просторном фойе, залитом светом, таким ярким, что Мэлори хочет зажмуриться. Это огромная школа. Потолки высокие, купольные. Благодаря панелям освещения кажется, что находишься на улице. Стены до самого потолка завешаны досками объявлений. Вот столы. Вот стеклянные шкафы. Окон нет, но воздух свежий и бодрящий, как возле реки. Пол чистый, прохладный. Коридору с кирпичными стенами не видно конца. Мэлори поворачивается к Рику и читает в его морщинистом лице ответ на многие вопросы.

Глаза у него открыты, но смотрят в никуда. Серые, точно остекленевшие, они потеряли блеск много лет назад. Густые, давно не стриженные каштановые волосы не скрывают глубокий бледный шрам у левого глаза. Рик осторожно касается его, словно почувствовав взгляд Мэлори. У него посох – грубый, сделанный из узловатого сука.

– Рик, ты слепой, – говорит Мэлори, прижимая к себе детей.

Рик кивает.

– Да, Мэлори. У нас тут много слепых. Зато Констанс видит отлично. Успехи у нас колоссальные.

Мэлори не спеша оглядывается по сторонам. На рукописных баннерах отчеты о развитии поселения, на флаерах расписания медосмотров, графики текущих земледельческих работ, очищения воды, других занятий.

Взгляд падает на медные буквы на кирпичной арке.

«ШКОЛА ДЛЯ СЛЕПЫХ ИМЕНИ ДЖЕЙН ТАКЕР»

– Тот мужчина… – Рик делает паузу. – Тот, который оставил нам сообщение, с вами не приехал?

Мэлори чувствует, как подскакивает пульс, и с трудом сглатывает.

– Мэлори? – встревоженно окликает ее Рик.

– Нет, Рик, он с ними не приехал, – шепчет Констанс, коснувшись его плеча.

Мэлори отступает к двери, по-прежнему прижимая к себе детей.