Желание - Елена Усачева

— Мне теперь ясно главное: тебя нельзя оставлять одну. — В салоне Макс пропустил меня вперед, принял рюкзак, устроил его на полке. — А значит, мне придется делать то, что до сих пор казалось абсурдным.

Я упала в кресло. Сердце мое заколотилось, попыталось остановиться и вновь вяло забилось в узком межреберном пространстве.

— Пристегнитесь, — проплыла мимо нас по проходу стюардесса.

Макс откинулся на спинку и закрыл глаза, задумавшись.

— Да, это будет правильно, — согласился он со своими мыслями.

Самолет дрогнул, начиная движение.

Я приросла к месту. Все стало понятно. Конечно, зачем мне вещи, если Макс собрался делать из меня вампира. Ведь до недавних пор только это для него было абсурдным.

Самолет оторвался от земли, а сердце мое провалилось в черноту.

— Музыку слушать будете? — застыла около нашего ряда стюардесса.

Я шевельнулась, в мою руку вложили пакетик с наушниками.

«Помогите!» — металась в моей голове перепуганная мысль.

Макс сидел, закрыв глаза. Почему он на меня не смотрит? Почему не успокаивает?

Я дернула запаянную упаковку, путаясь в проводе, достала наушники, сунула штекер в гнездо. Вспомнились неприятные глаза Мельника, как он постоянно отводил взгляд, как забрал крестик. Хотелось выть от отчаяния! Еще и это… Как будто специально сошлось!

Я раздраженно покрутила колесико настройки, и в меня ворвался голос Эдмунда Шклярского.

Видно, дьявол тебя целовал

В красный рот, тихо плавясь от зноя.

И лица беспокойный овал

Гладил бархатной темной рукою…

Я снова покосилась на застывшее рядом со мной изваяние. Вредно, когда твои желания так быстро материализуются. Я и без подсказок свыше все давно поняла.

Если можешь, беги, рассекая круги,

Только чувствуй себя обреченной…[28]

Я сорвала наушники. Меня как будто специально все время заманивали в ловко расставленные сети. Ловушки следовали одна за другой. И вот я прямым ходом летела в пропасть.

Кресло из мягкого стало неудобным, я заерзала на месте. А рядом со мной в совершенно другой плоскости летел, как сейчас оказалось, некто, совсем мне не знакомый. Что нас связывало? Непрочный узелок, который минуту назад развязался…

— Макс, — коснулась я его плеча. — Макс! — Голос сорвался.

Он медленно повернул ко мне голову. В распахнутых глазах по глыбе льда. Мне показалось, что я падаю. Самолет летит дальше, а я проваливаюсь, как будто подо мной открылся люк, и я вместе с креслом ухаю вниз с ускорением девять целых восемь десятых «g».

— Ты что? — Макс склонился ко мне, и его огромные глаза заполнили собой весь мир. — Что с тобой? Тебе плохо?

Голова кружилась. Я моргала, пытаясь удержаться за реальность. Холодные пальцы трогают меня, обжигают горячие щеки… Воздух раскаленный, не хочет входить в мои легкие…

— Мне страшно.

— Не надо! Все хорошо.

Макс сжимал руку, касался лица, шеи. Моя голова упала на его плечо. Я хватала его за локоть, но гладкая кожа куртки выскальзывала из пальцев. Попыталась встать, однако ремень безопасности меня не пустил, и я упала обратно.

— Маша! Успокойся! — Его слова доходили до меня, как сквозь воду. — Машенька, дорогая, скоро все закончится.

Я рванула пряжку ремня, приподнялась. Быстрый недовольный взгляд обжег меня, и я упала обратно. Проседь в волосах, резкие стрелы морщин, тонкий прямой нос…

— Макс, ты видел?

Мне хотелось еще раз приподняться, чтобы убедиться, что я ошиблась. В самолете не может быть Бориса!

Макс откинул подлокотник, притянул меня к себе.

— Тише, тише… Не обращай внимания…

Я прижалась к нему, пытаясь раствориться, исчезнуть.

— Что все это значит?

— Тише, тише…

Воздух вокруг наполнился шуршанием. Так шуршит камыш, шуршит летняя высокая трава, шуршат листочки на березе. Мирно, спокойно…

— Ну что ты взвилась? — Макс гладил меня по голове, по лицу, замораживая в моих глазах слезинки. — Ты же хотела уехать, вот мы и уезжаем.

— Зачем? — дернулась я. — Чтобы сделать меня вампиром? Чтобы меня уже никто не нашел?

Макс посмотрел прозрачно-голубыми глазами, и словно само небо обрушилось на меня.

— Не делай из меня монстра, не надо, — прошептал он мне, и воздух ширился от его голоса. — Во мне и так достаточно мрака.

— Но ты сказал, что собираешься что-то сделать. — Я смотрела в иллюминатор. Страх бился в каждой моей жилке.

— Милая! Единственная! Невероятная! — Он разворачивал меня к себе, а я сопротивлялась, прятала от него лицо. — Неужели ты могла подумать, что я убью тебя? Ты добрая, умная, замечательная. Ты самый храбрый на земле человек! И как я был слеп, что еще в чем-то сомневался и размышлял! Я не хотел, чтобы ты во все это ввязывалась. И чем больше пытался оградить тебя, тем больше ты оказывалась замешана.

— Мне хочется быть с тобой, хочется, чтобы у тебя все было хорошо, а выходит, что я все время мешаю… — Мы уже говорили, не слушая друг друга. — Но ведь, став вампиром, я изменюсь. А я не хочу меняться. Хочу остаться такой, какая есть. С моей любовью к тебе.

— Глупенькая… — погладил меня Макс по голове. И это обращение, и эта неожиданная ласка от всегда сдержанного Макса заставили меня прижаться к нему. — С чего ты взяла, что из хорошего человека вдруг превратишься в жуткого убийцу? Вампиризм не наделяет человека новыми талантами, он только углубляет то, что уже есть. Годам к пяти все уже сформировано: умение любить и ненавидеть, любопытство и стремление познавать окружающий мир. Темперамент, характер — все заложено изначально. Я вижу, что ты за человек, поэтому мне не хотелось втягивать тебя в свои дела. Я сам буду и дальше пытаться жить среди людей. Зачем вести тебя к вампирам? Это страшный мир. Тут уж впору мне бояться потерять твою любовь.

— Что ты! — Мне захотелось обнять его крепко-крепко, удержать в своих руках как можно дольше, чтобы он почувствовал, понял: никакие беды не разлучат нас. — Я очень люблю тебя. И никогда никого так больше не буду любить. Что бы ни произошло, ты для меня остаешься собой.

— Мы будем ехать долго-долго… — Макс говорил, как будто сказку мне рассказывал. — Сначала на самолете, потом на поезде, потом на машине и приедем к побережью. Там будет гордое холодное море. Оно отличается от южных морей своей строгостью. На его берегах никто не резвится, не бросается в воду с разбега. На него смотрят с уважением, его испытывают на прочность. И оно всегда побеждает.