Александр II. Жизнь и смерть - Эдвард Радзинский

Комиссаров-Костромской закончит свою жизнь безвестно в провинции — умрет, как писали злоязычники, «от белой горячки».

ПОПАЛИ!

В день, когда было совершено покушение, Достоевский буквально ворвался в квартиру поэта Майкова: «В царя стреляли!». Майков «каким-то нечеловеческим голосом»: «Убили?». «Нет... спасли... благополучно... Но стреляли... стреляли... стреляли!» — в отчаянии повторяет одно слово Достоевский.

Впрочем, писатель знал: на самом деле попали. Ибо до того царей убивали, но тайно. Официально, для народа, они мирно умирали — кто от геморроидальной колики, кто от удара. А тут на глазах народа стреляли!

Так что попали. Ибо поразили великую ауру неприкосновенности священной особы государя. И царь это понимал.

РАСПРАВА

Пока страна ликовала, Александр был в бешенстве. Из Павловского дворца в Петербург примчался Костя, с детства помнивший, как опасен, подчас безудержен гнев брата. Умолял не спешить, помнить главный лозунг — «Ни слабости, ни реакции». Но напрасно. Александр жаждал мести. Он дал свободы, и что получил в ответ? Кровавые прокламации, поджоги, и вот теперь — пулю. Так что царь должен был вспомнить предсмертный сжатый кулак отца — его завет. И он вспомнил, весьма огорчив Костю. Александр подписал указ о создании Следственной комиссии во главе с генералом Муравьевым. Тем самым Муравьевым-Вешателем, кроваво усмирившим Польшу. «Нигилисты» должны были понять: власть больше не церемонится с ними.

Так закончилась цепь этих странных событий: непонятные условия содержания бунтующих студентов, в результате которых родились безумные прокламации, страшные пожары с ненайденными виновниками и, наконец, подпольная организация, о которой знало множество людей, но почему-то не знала полиция. И вся эта подозрительная цепь закончилась выстрелом. В результате, государь захотел исполнить мечту ретроградной партии — начать расправу!

Царь велел привезти во дворец Михаила Муравьева. Изумленного и счастливого генерала привезли в Зимний дворец. Во дворце эта многопудовая помесь бульдога и бегемота, человек с тигровыми глазами, попросил головы своих прежних врагов — либеральных бюрократов. «Все они — космополиты, приверженцы европейских идей» (это было его главное ругательство). И Александр согласился прогнать вчерашних друзей.

В несколько дней Муравьев разгромил всю либеральную партию. Его заклятый недруг, князь Суворов, потерял генерал-губернаторство в Петербурге, пал и прежний начальник Третьего отделения, друг царя, князь Долгоруков. Уволен в отставку ставленник Кости, министр просвещения Головнин, как «распустивший молодежь». Всех их Муравьев заставил уйти. Вместо Головнина министром просвещения был назначен знаменитый ретроград, граф Дмитрий Толстой, которого вскоре назовут «проклятьем русской школы».

Среди отправленных в отставку был и губернатор Петербурга, некто Лев Перовский.

Его дочери Софье было тогда всего двенадцать лет. Через 15 лет террористка-народоволка Софья Перовская будет стоять на Екатерининском канале — там, где мы оставили Государя. И по ее плану будут действовать бомбисты.

ПАДЕНИЕ ВЕЛИКОГО ГРАЖДАНИНА

При известии о назначении Муравьева столицу охватил ужас. Все помнили, как он сжигал деревни в Польше, вешал ксендзов, ссылал в Сибирь целыми семьями. И понимали: если Муравьев, пощады не будет. Начались допросы подозрительных. Как писал Салтыков-Щедрин: «Петербург погибал... Какие страшные люди восстали из могил... Все припоминалось, вымещалось и отмщалось. Отовсюду устремлялись стада «благонамеренных». В муравьевскую комиссию на допросы волокут буквально всех — литераторов, чиновников, офицеров, учителей и учеников, студентов, мужиков, князей и мещан. Следователям позволено издеваться над «нигилистками». И они спрашивают у девушек-курсисток, скольких мужчин они имели? Грозят выдать желтый билет проститутки, если те не ответят...

Паника и страх царят в столице. И все чаще вспоминают о расправе Николая I после разгрома восстания декабристов. Причем самыми нестойкими (как и тогда) оказались некоторые главные либералы!

Испугался Некрасов. Наш великий поэт испугался и за свой журнал «Современник». Некрасов бросился за помощью к другу царя, своему партнеру по карточной игре, графу А. Адлербергу. Но тот беспомощен. Всем заправляет неистовый, беспощадный Муравьев.

И Некрасов решился.

Английский клуб угодливо избрал Муравьева в почетные члены. Был устроен торжественный прием. На прием явился Некрасов.

После торжественного и обильного обеда Муравьев, многопудовая глыба, сопел в кресле — отдыхал. И тогда властитель дум передовой молодежи поэт-гражданин Некрасов просит позволения прочесть стихи в честь того, кого еще вчера все достойные люди именовали «Вешателем». Но Муравьев не удостоил поэта даже ответом, молча продолжал курить свою трубку. Словно и не заметил Некрасова. И тогда «поэт-гражданин», так и не дождавшись милостивого согласия, начал читать свой панегирик Вешателю... Но и этого Некрасову показалось мало. Окончив читать, спросил угодливо: «Ваше сиятельство, дозволите ли напечатать эти стихи?». А Муравьев, ему сухо: «Это — ваша собственность, и вы можете располагать ею, как хотите...» И показал поэту спину — отвернулся. И тогда один из окружающих сказал очень громко: «Думает подкупить правосудие, прочитавши стишки! Да нет — шалишь, не увернешься!»

И поэт ушел оплеванный!

Не помогло великое унижение перед Муравьевым. «Современник» закрыли. Но молодежь и общество долго не могли простить несчастному Некрасову. Студенты снимали со стен некрасовские портреты, выбрасывали их, или, написав на них «подлец», отправляли ему по почте. И он пере>кивал, мучительно переживал. Через 9 лет Некрасов тяжко заболел, и жизнь его превратилась в медленную агонию. «Легкой жизни ты просил у Бога, легкой смерти надо бы просить», — написал он в эти дни... Лежа в постели, в мучениях, продолжал объяснять в стихах тот поступок и каяться, каяться — «Родина милая, сына лежачего благослови, а не бей». Весть о смертельной болезни поэта распространилась по всей России. И болезнь примирила общество с поэтом. Со всех концов империи посыпались письма, телеграммы, приветствия, адреса... Любовь молодежи вернулась. Накануне смерти он снова стал кумиром.

Некрасов умер 27 декабря 1877 года.

В тот день стоял сильнейший мороз. Но впервые в истории русской литературы на похороны литератора собралось несколько тысяч человек. И они провожали тело поэта до места его упокоения в Новодевичьем монастыре в Москве.

ПЕРВАЯ ВИСЕЛИЦА НОВОГО ЦАРЯ

Вначале покушавшегося Каракозова решили объявить сумасшедшим, как когда-то отец Александра объявил Чаадаева. Чтобы знали: не может русский человек, находясь в здравом уме, покушаться на государя!

Но царь не захотел. Он говорил: «Нужен урок для злодеев. Этак другие стрелять захотят, если поверят, что безопасно. Тогда государству конец».

И приговорили к повешению Каракозова и Ишутина.