Герцог-упрямец - Мэдлин Хантер

– Значит, вы не совершенны, Брентворт. А думали, наверное, что безупречность является частью вашего неотъемлемого права по рождению?

Девина пошла гулять одна, и всю дорогу ее мысли занимал Брентворт.

Там, в сгоревшем крыле, он казался… очень сосредоточенным, всецело погруженным в себя. И выглядел совсем не по-герцогски. И тогда, в те минуты, ей ужасно хотелось обнять его и как-то утешить. Причем было ясно: он собирался наорать на нее, как только ее увидел, – но вместо этого рассказал про пожар…Не все, конечно же, – в этом она была уверена. Впрочем, все ей и не требовалось. Не требовалось знать даже и то, что он ей рассказал, но Брентворт почтил ее особым доверием, потому что очень немногим рассказывал про ту ночь – в этом Девина тоже была уверена.

Так что неудивительно, что он так долго не посещал этот дом. Она слишком поспешила, решив, что он пренебрегал своими шотландскими владениями, что они ничего для него не значили. Напротив, оказалось, что он избегал их именно потому, что они значили для него слишком много…

Ей хотелось бы целовать и целовать его – дать ему понять, что она все понимала. Но ей помешали ее же собственные слова, брошенные в гневе и гордости: «Ты никогда ко мне не прикоснешься».

Как жаль, что он настоящий джентльмен. Как жаль, что она невинна. Невинна… Глупое словечко, заклеймившее ее тело.

Она вовсе не жалела, что отклонила его брачное предложение. Согласие стало бы ошибкой. Ведь мужчину и женщину, должна связывать и какая-то духовная близость – не только подписи в церковной книге и плотские удовольствия.

Не верила она и в то, что брак обеспечит признание ее прав на эти земли. Скорее всего, если они поженятся, уже никто не озаботится выяснением истины.

Она подумала о мистере Хьюме, о котором много дней не вспоминала. Он придет в ужас, если она выйдет за Брентворта. С его точки зрения, у этих земель должен быть лэрд-шотландец. Она тоже так думала, хотя среди всех причин для отказа эта ей вообще в голову не приходила.

Вернувшись в свою комнату, Девина попросила, чтобы ужин ей принесли туда. Она не желала ужинать с Брентвортом, хотя и не знала, в чем причина. Впрочем, нет, прекрасно знала. Ведь если окажется рядом с ним, то опять опечалится… Вести-то себя она будет нормально и болтать с ним, однако же… Она точно знала, что захочет его ласк и поцелуев.

После ужина Девина снова задумалась, и представила Брентворта, стоявшего среди руин. Более того, ей казалось, что она вновь ощутила его прикосновения.

И в конце концов она приняла решение.

Вымывшись до пояса, Эрик отослал прочь молодого лакея, пытавшегося выполнять обязанности камердинера. Оставшись в одиночестве, он решил вымыться полностью. Когда стягивал брюки, пальцы его нащупали тот самый шрам… Эрик редко о нем вспоминал, но теперь, в этом месте… Проклятье, теперь он думал о нем каждый день!

Вымывшись, герцог накинул баньян[3] и кликнул юнца, чтобы тот унес воду и полотенца. Когда он вышел из гардеробной и направился в спальню, из кресла возле камина поднялась Девина… Как долго она сидела здесь, глядя на тлеющие угли?

Света хватало, чтобы увидеть волосы, заправленные за уши, и решимость во взгляде. Она была в ночной рубашке, а на плечах – шаль. Вероятно, явилась, чтобы закатить еще один скандал.

Поднявшись, она пошла ему навстречу, и ее пылавшие глаза завораживали.

В следующее мгновение Эрик понял, зачем она пришла. И его тело мгновенно отреагировало. Было ясно, что этой ночью никакого скандала не будет. Если, конечно, он опять ее не оскорбит…

Она остановилась прямо перед ним, и он пробормотал:

– Девина, вы должны…

– Должна что? – перебила она.

«Ты должна немедленно уйти», – мысленно приказал ей Эрик.

– Только не говори, чтобы я ушла. Мне потребовалось все мое мужество, чтобы прийти сюда.

– Но, Девина, вы уверены?.. – Герцог судорожно сглотнул. – Вы понимаете значение этого для вас, для вашего будущего?

Она молча кивнула, а Эрик произнес:

– Тогда сними одежду, чтобы я мог увидеть тебя всю.

Девина робко улыбнулась и сбросила шаль на пол. Затем начала возиться с пуговицами и ленточками на ночной рубашке.

– Я помогу. – Эрик шагнул к ней и мысленно воскликнул:

«Проклятье, так много пуговиц!»

Наконец, отступив на шаг, девушка скинула рубашку, и та упала к ее ногам. И она не сделала ни малейшей попытки прикрыться руками, не проявила ни малейшего смущения. Более того: лукаво улыбнувшись, сказала:

– А теперь ты. Чтобы все по-честному.

– Предполагается, что ты должна робеть и нервничать, а не требовать, чтобы я разделся, – в некотором смущении пробормотал Брентворт.

– Ты забыл, как много голых мужчин я уже видела, – опять улыбнулась Девина.

Ничего подобного он не забывал – просто никогда об этом не думал. Да, разумеется, сопровождая своего отца, она видела среди больных и мужчин тоже. Однако же…

Чуть помедлив, Эрик сбросил баньян. Девина же окинула его внимательным взглядом – с головы до пят. Он ожидал, что она сейчас велит ему повернуться, чтобы посмотреть на его шрам. Но она этого не сделала, и он привлек ее в свои объятия.

Впрочем, Брентворт прекрасно помнил: несмотря на всю свою храбрость, эта девушка совсем неопытна. И поэтому – никакого насилия, он будет сдерживать свои порывы.

Убедившись, что ему хватит самообладания, чтобы оставаться верным этой клятве, он приподнял голову девушки и поцеловал. И от первого же прикосновения к этим чудесным губам весь его внутренний ад вырвался на свободу.

Ураган – вот во что он ее втянул. Втянул мгновенно и полностью. И она не смогла бы владеть собой, даже если бы очень захотела.

Девина, будучи невинной, не была готова к той всепоглощающей страсти, что захлестнула ее, вошла в нее. Брентворт начал целовать ее осторожно, но очень скоро в поцелуях его стало ощущаться… что-то варварское. Более того, лаская ее, он не столько прикасался, сколько требовал безумия и страсти.

Ей не хватало сил противиться, поэтому она приняла его неистовство и подчинилась собственным порывам: вцепилась в его плечи и легонько покусывала, а когда он прижал ее к себе, обеими ладонями стискивая ягодицы и придавливая к своему восставшему естеству, она ответила тем же – крепко сжала его ягодицы.

Глухо застонав, Эрик подхватил девушку на руки и отнес к своей кровати. Бросив на матрас, он тут же упал рядом, принявшись целовать и ласкать; и ласки его становились все более страстными и интимными. Добиваясь своего, он вел ее за собой – и вот тогда-то и началась эта сладостная пытка. Из горла Девины раз за разом вырывались стоны, когда он ласкал ее лоно. Наконец она всхлипнула и громко закричала. А Брентворт вдруг замер на мгновение, затем, чуть передвинувшись, пробормотал: