Обмануть себя - Наталья Рощина

К чему еще слова? Все ясно. Не зря ей с самого первого знакомства с новой «игрушкой» мужа было не по себе. Это был тот самый сюрприз, который Молчанову хотелось поскорее преподнести ей. Тогда, в марте она стояла на небольшом аэродроме, смотрела на взволнованно-радостное лицо Гарика и слушала о его планах показать ей с высоты птичьего полета строительство их нового загородного дома. Алиса только улыбалась, удивляясь тому, какой, в сущности, ребенок ее деловой и всемогущий муж. Он хочет все время удивлять ее, вызывать восхищение. Ему так важно, чтобы она смотрела на него восторженными глазами. Почему же он не поймет, что ей не нужно всего этого! Ей было стыдно признаться даже себе, что Гарик не становился ближе и роднее, несмотря на растущее количество тех сумасшедших подарков и поступков, которые он периодически совершал ради нее. Единственная ее мечта — ребенок — пока оставалась недостижимой. Это изводило ее, приводило к мыслям о ненужности своего существования, о том, что слишком много грехов совершила она в жизни и теперь получает заслуженное наказание. Может быть, природа нарочно подвергала ее испытанию временем, чтобы она смогла определиться в своих желаниях до конца? Хотя какое это имеет значение, если Гарик не поднимется больше.

Теперь, после того, как до нее все-таки дошел смысл произнесенных доктором слов, она пожалела, что рядом нет Славы. Ей просто необходимо было внимательно посмотреть в его глаза и увидеть их привычное насмешливое выражение. Он всегда словно подвергал сомнению каждое слово. Сначала эта манера раздражала Алису, а потом понравилась. Сейчас ей не хватало именно такой реакции — он бы осмеял слова врача, на что она была неспособна. Он придал бы ей сил. Конечно, так бы и было, ну почему она оставила его в больничном дворе?

— Алиса Захаровна, мы делаем все возможное, но травмы очень серьезны. Сотрясение мозга, многочисленные переломы ребер, а главное… Мы не знаем, сможет ли Эдуард Михайлович передвигаться, как раньше. Позвоночник — это самое неприятное в этой истории. Прогноз не очень обнадеживающий, — сказал доктор и посмотрел на Алису так, что ей стало понятно: Гарик парализован. Зачем они спасали его? Неужели они не понимают, что для него это хуже смерти. Ему с его энергией стать беспомощным бревном — немыслимо!

— Я могу попасть к нему? — выдавила из себя Алиса.

— Нет, он без сознания в реанимации. Его только что привезли из операционной. Вам не нужно здесь оставаться. Мы позвоним, когда потребуется ваше присутствие. Я просто не мог говорить такие вещи по телефону, — буравя Алису почти черными глазами, продолжал доктор. — Молодой, здоровый организм найдет силы бороться, обязательно найдет.

— Я никуда не поеду. Я подожду, пока он придет в себя. Я хочу быть первой, кого он увидит, когда вернется, — упрямо проговорила Алиса. — Для него это очень важно, понять, что я рядом!

— Дорогая Алиса Захаровна, не нужно бессмысленного геройства. Вам еще понадобятся силы, очень много сил и терпения. Так что не разбрасывайтесь ими. Поезжайте домой. Надеюсь, вы с водителем? — Алиса кивнула, не в силах больше произнести ни слова. — Тогда мужайтесь. Мы сделаем все возможное. Пойдемте, я провожу вас.

Доктор довел Алису до выхода из отделения. Оглянувшись, она увидела оставшийся позади длинный узкий коридор, по которому медленно передвигались пациенты в пижамах и быстро мелькали люди в белых халатах и шапочках. В конце коридора горела маленькая красная лампочка рентгеновского кабинета. Алиса внимательно посмотрела на эту красную точку, нахмурив брови: и в ее жизни сейчас включился красный свет — стоп, остановка не неопределенный период времени. Кстати, а насколько неопределенный?

— Скажите, Виктор Павлович, — обратилась она к доктору, — сколько длится реабилитация после таких тяжелых травм?

— Трудно ответить однозначно: от полугода до нескольких лет.

— Лет? — В глазах Алисы застыл ужас.

— Да, Алиса Захаровна, мужайтесь. Судьба решила послать вам одно из самых нелегких испытаний. Сочувствую, сделаю сам все, что в моих силах. Я знал вашего мужа как самого порядочного человека, неочерствевшего, понимающего чужое горе. Ирония судьбы — знаете, благодаря кому наше травматологическое отделение было переоборудовано по последнему слову техники в прошлом году? Благодаря щедрой финансовой поддержке Эдуарда Михайловича. Как вы понимаете, наша благодарность теперь выразится в том, что мы уделим ему максимальное внимание, максимальное! Хотелось бы, чтобы все было по-другому, но, увы, повороты судьбы непредсказуемы.

— Да, это точно, — тихо сказала Алиса. — Спасибо, не нужно меня дальше провожать. Внизу меня ждет машина. До завтра.

— Внизу уже ожидают журналисты. Не знаю, как им удается обо всем узнавать так быстро.

— Это их профессия, — Алису не могли испугать вспышки фотоаппаратов и микрофоны, которые обычно приближаются слишком близко к лицу.

— До завтра, Алиса Захаровна.

— Всего доброго.

Алиса спускалась на первый этаж. В голове стучали слова доктора, и от безнадежной перспективы в ногах была слабость, каждая ступенька давалась с трудом. За стеклянными дверями у крыльца стоял Славик, а у самих дверей — трое высоких парней с камерами и микрофонами. Слава нервно курил сигарету, скользя взглядом по окнам больницы. Увидев Алису, он сразу подбежал к ней, вероятно, решив выполнять в такой момент обязанности не только ее водителя, но и охранника.

Журналисты в мгновение ока оказались рядом с ними, черный микрофон застыл у самого лица Алисы. Сквозь какую-то пелену, мешающую реально воспринимать происходящее, она услышала вопросы, смысл которых сводился к просьбе прокомментировать происшедшее с Эдуардом Михайловичем и его состояние на данный момент. Алиса медленно обвела взглядом молодых застывших в ожидании ее слов парней и выдавила из себя:

— Без комментариев, — после чего, в сопровождении Славы подошла к машине и спряталась за тонированными стеклами джипа. Разочарованные журналисты смотрели вслед быстро удаляющейся машине.

— Хреновые дела, — сделал заключение один из них.

— Нужно не расслабляться и подключить все связи, чтобы узнать его состояние, — добавил другой. — Это нужно сделать сегодня.

— В чем проблема? — прикуривая сигарету, заметил третий. — В больнице столько хорошеньких медсестер. Надо действовать, включив все мужское обаяние…

Алиса устало откинулась на спинку сиденья. Автомобиль уже давно миновал огромный больничный двор, вскоре здание больницы осталось позади. Только теперь Слава позволил себе задать вопрос:

— Как дела, Алиса Захаровна? Что сказали?

— Плохо, Слава, очень плохо. Я не могу сейчас об этом говорить, мне кажется, я умру, если еще раз произнесу то, что сказал доктор. Я должна свыкнуться с услышанным. Поехали домой, пожалуйста, побыстрее.

— Конечно, конечно, — Слава уверенно вел джип и время от времени вглядывался в бледное лицо хозяйки; опустившиеся уголки подрагивающих губ выдавали внутреннюю борьбу. — Он справится, Алиса Захаровна, он обязательно справится.