Ангел для Лютого - Маргарита Светлова

— Ангел мой, можешь открывать глаза и посмотреть на мой подарок, но он идёт только в комплекте со мной.

Мне дважды повторять не нужно, я тут же открыла глаза и дотронулась до подвески, что приятно холодила кожу. Пришлось приподнять её, чтобы рассмотреть — это был огранённый в форме слезы камень голубого цвета.

— Очень красивый, спасибо! — поблагодарила мужчину, заворожённо смотря, как он переливается на свету.

— А теперь давай наденем новое колечко на твой красивый пальчик, а если снимешь его, как предыдущее, отшлёпаю.

Ну да, то кольцо, что он мне надел, я сняла на следующий день и спрятала в шкатулку.

Я даже глазом не успела моргнуть, как на моём пальце оказалось кольцо с таким же голубым камнем, как и на подвеске. Отказываться от подарка не стала, мне правда понравился, тем более, по-моему, он недорогой, так что можно смело принять. Ну не будут же драгоценные камни в серебряную оправу вставлять?

— Оно красивое, но всё-таки его постоянно носить не стоит, испортится.

— Да ничего с ним не случится, — отмахнулся он. — Можешь снять его только после того, как обручальное надену, а пока… — И вновь предостерегающий взгляд.

— Да поняла я, не буду снимать.

— Мил, а как насчёт поцеловать меня в знак благодарности за подарок? — вновь приобнял меня за талию и принялся он за старое.

— Хочу вас просветить, что подарки дарят, чтобы сделать приятное человеку, и благодарность за такое требовать неприлично.

— Согласен, я самый неприличный тип… — хохотнул он. — Ну, так как, поцелуешь… сама?

— Вам никто не говорил, что нельзя быть таким настойчивым?

— Ангелок, не тебе укорять меня в настойчивости… — Опускает руки и отступает от меня. — Не ты ли меня чуть ли не силком жениться заставила на себе, а? А я ведь упирался до последнего, уговаривал, запугивал, но тебя это не остановило. Ну так кто из нас настойчивей?

От его слов я потеряла дар речи. Да что там, у меня от шока челюсть отпала, так и стояла с открытым ртом, как ненормальная, если бы не Лютов:

— Ротик закрой, — заржал он, вернув рукой мою челюсть на место.

Нет слов, и ведь прав.

— Выходит, я, — развела я руками и рассмеялась.

— Ладно, раз целовать сейчас не хочешь, отложим это до вечера, отдашь долг с процентами, возможно это утешит меня. А сейчас пора ехать, иначе не успеем на аукцион.

— Так мы едем на аукцион? — задала более волнующий вопрос, пропустив мимо ушей его стенания.

— Да, нужно несколько лотов приобрести.

— А конкретнее?

— Картину Айвазовского, колье из бриллиантов и всё то, что моя бабушка безумно хочет приобрести: согласно переданному мне списку, четыре позиции. Пошли, а то действительно опоздаем.

Он направился к выходу из кабинета.

 — Вот никогда бы не подумала, что вы способны на широкие жесты! Подумать только, бабушка хочет — и вы бросаете всё и мчитесь на аукцион, чтобы сделать ей подарок. Я потрясена!

— Не хочу тебя лишать иллюзий, но всё-таки вынужден это сделать. Я покупаю всё это только с одной целью — насолить ей. Быстрее я пулю себе в лоб пущу, чем этой старой стерве подарки буду делать. Единственное, что с превеликим удовольствием оплачу, — это её похороны и поминки.

— Вы это серьёзно?

— Насчёт похорон и поминок — да. А вот насчёт пули — погорячился, не доставлю этой старой перечнице такого удовольствия…

— Почему вы так её ненавидите? Она же ваша бабушка! — остановила его, схватив за рукав пиджака.

Лютов посмотрел на меня удивлённо, затем, тяжко вздохнув, снизошёл до ответа:

— Если коротко, то я для неё позор семьи, внук, рождённый от шлюхи, которая умерла от передозировки наркотиками. Так что она тщательно скрывает ото всех, что мы родня, и я тоже. Нам обоим это родство поперёк горла. Но раз ты моя жена, должна знать, по какой причине эта старая гадюка будет стараться тебя укусить, да побольнее.

— Мне очень жаль, что ваша мама умерла… — Лютов на меня посмотрел как на ненормальную. — Мне правда жаль, ведь я знаю, как тяжело терять родителей.

— Ангелок, ты знаешь, как терять любимых родителей, а я нет. Можешь считать меня бессердечным, но я был рад, когда она сдохла. Единственное, о чём я жалею, что она не сделала это раньше.

— Почему?

— Если бы она раньше умерла, то у меня больше времени было бы на общение с отцом.

— Она не давала вам встречаться? — догадалась, почему он её так ненавидит. Хотя это не повод для такой лютой ненависти.

— Хуже, она скрыла от него факт моего рождения. Отец узнал обо мне случайно.

— А от кого? — не удержалась я от вопроса.

— От другой бабушки. Всё, завязали с прошлым, пошли нервы мотать Альбине Аркадьевне — стерве голубых кровей.

Схватил меня за руку и повёл прочь из кабинета.

— А сколько вам лет было, когда вы с отцом познакомились? — вновь пристала к нему с расспросами, ну интересно же!

Лютов вновь остановился и пронзил меня злым взглядом.

— Мила, ты опять за своё?

— В смысле?

— Тараном прёшь. Вот в каком смысле!

— Да когда я такое делала?! — возмутилась от столь оскорбительного обвинения.

— Когда жениться на себе заставляла…

На этот раз у меня челюсть не отвисла, а вот глаза зло прищурились. Решила не обижаться, а ответить зеркально, пусть и он почувствует себя не в своей тарелке:

— Вы, сударь, принимаете желаемое за действительное. Это вы заговорили о женитьбе, более того, при свидетелях колечко надевали, пальчик целовали.

Лютов после моего наглого обвинения на несколько секунд опешил, а потом рассмеялся в голос. Отсмеявшись, выдал:

— Зачёт.

— Вот и славненько, а теперь расскажите, сколько вам лет было?

— Ты ведь не отстанешь, да? — И смотрит так обречённо.

— Ладно, можете не говорить.

Сделала вид, что мне безразлично. Хотя в душе изнывала от любопытства. Но, с другой стороны, если он не хочет рассказывать, это его полное право.

— Мне было семнадцать. А теперь пошли.

Вновь схватил он меня за руку и повёл к выходу из дома.

— Ничего себе у вашей второй бабушки выдержка!— присвистнула я от удивления, прикинув, сколько она ждала, прежде чем рассказать правду отцу Лютова.

— Ты о чём? — не сбавляя шаг, спросил он.

— Я говорю, что она семнадцать лет хранила тайну…

— Ничего она не хранила, её в стране не было, умотала со своим новым мужем за границу, когда моей матери исполнилось пятнадцать, оставив ее на прабабушку, которой, к слову, было уже шестьдесят пять. Кукушка безмозглая! — процедил Лютов. — А возвращалась сюда она дважды: первый раз отказаться от меня, ей дочь не особо была нужна, а я и подавно; второй раз приезжала оспаривать завещание прабабушки и меня уговаривать отказаться от наследства, мотивируя тем, что, мол, государство сироток квартирами обеспечивает. Послал её на х*й. Вот тогда она и нашла отца, чтобы ему рассказать обо мне, заодно и пошантажировать, ведь он был женат. Какой женщине понравится лишняя обуза в лице неуправляемого подростка?