Путешествие Руфи. Предыстория "Унесенных ветром" Маргарет Митчелл - Дональд Маккейг

– Да, боюсь, что так, – рассмеялась Фрэнсис, заслоняя глаза от света, и вздохнула: – Твоя новая лошадь изумительна.

– В новом сезоне он отобьёт свою цену.

Фрэнсис вопросительно подняла бровь, но Джек притворился, что не заметил этого. В гостиной няня с Эндрю собирали башню из кубиков с буквами алфавита. Пенни помчалась навстречу отцу, а Эндрю, чтобы не остаться в стороне, с грохотом опрокинув башню, тоже поспешил к Джеку и обнял его за ноги.

Фрэнсис как-то странно взглянула на мужа:

– Знаешь, они тоже прелестны.

– Да, конечно. Без сомнения.

Джек стиснул Пенни в объятиях так крепко, что она засмеялась.

– Как ты, Руфь?

– Когда же вы наконец побудете дома, господин Джек, займётесь делами?

– У меня дела там, где я снимаю шляпу. Я уже их улаживаю.

– Х-м-м. Идите, дети. Пора спать.

– Ну, няня, пожалуйста! – заныла Пенни.

– Уложи Эндрю в кровать, няня, – сказала Фрэнсис. – Пенни может немного побыть здесь. Но только один раз! – погрозила она пальцем.

Девочка принялась выкладывать из кубиков слово «ЛОШАДЬ», хотя сама прекрасно понимала, что давно выросла для таких заданий.

– Яблоко от яблони недалеко падает, – посмеиваясь, заметил Джек.

– Пока ты был в отъезде, дорогой, мистер Белл, наш торговый агент, принёс счет.

– Который мы оплатим, когда продадим урожай.

– Белл сказал, что уже включил наш будущий урожай в свой счёт и что мы и так затянули с оплатой.

– Дорогая Фрэнсис, я два дня вёл переговоры с Лэнгстоном Батлером и признаюсь, больше не вынесу.

– Джек, боюсь, что пришло время продать Лэнгстону участок под пикник. Наши долги…

– Как ты догадлива! – воскликнул Раванель. – Ты опережаешь каждый мой шаг!

Она слегка улыбнулась:

– С Лэнгстоном?

– Мы подписали договор, скрепили печатью и заверили его.

– Значит, ты расплатишься с мистером Беллом?

– После сезона скачек я с удовольствием удовлетворю все просьбы мистера Белла, – небрежно отмахнулся он.

– Но, Джек, если ты уже продал… – в изумлении раскрыла рот Фрэнсис. – Нет, не надо было! Это же наш лучший участок. Где мы будем пасти лошадей?

– Предок Индейца, сэр Арчи, принёс семьдесят тысяч долларов дохода от разведения. Он вернёт нам выгон.

– Сколько… – в ужасе задохнулась она. – Сколько…

– Дорогая, у нас в распоряжении наш дом. В бизнесе руки должны быть свободны, чтобы действовать наилучшим образом.

– Джек, ты же не…

Джек Раванель удалился от растерянной супруги в библиотеку и, смахнув пачку счетов, взял графин. Виски легко полилось в рот, но обожгло горло, словно разорвавшаяся бомба.

Бумаги на столе летели из-под его дрожащих рук, как комья земли – из-под лап собаки. Индеец заработает тысячи! Джек – наездник и никогда не старался изобразить из себя плантатора. Грязь. Негры. Жара. Москиты. Невежественные, отвратительные, скучные люди.

Он осушил бокал за четыре энергичных глотка и налил второй. Со двора донеслось позвякивание удил и смятенный голос Фрэнсис:

– Держись крепче, милая.

Потом раздался её крик и стук железных подков. С замершим сердцем Джек подскочил к окну.

Некоторые утверждали, что Джек был пьян, когда оказался на месте трагедии. Конечно, он сильно напился после этого и оставался в таком состоянии во время всего похоронного обряда. Никто не мог находиться рядом с ним, и Кэткарт Перье, который выехал к Раванелям, чтобы уладить дела на месте, жестоко пострадал, когда его спустили с лестницы. Через три недели отошла в мир иной и Пенни (и смерть была для неё избавлением от мучительных ран, которые она получила). Поэтому на похоронах от семьи Раванелей присутствовали только няня с младенцем Эндрю.

– Джек, наверное, заболел, – предположила миссис Перье.

– Он так же страдает от жизни, как жизнь – от него, – заявил Кэткарт с пышно цветущими синяками. – Надо быть дураком, чтобы купить такую чёртову тварь, и ещё большим дураком, чтобы подпускать к ней жену.

– Я бы не переживала так, если бы он сам убился, – утверждала Элеонора. – Принял бы удар на себя.

– Ему следует пристрелить эту проклятую лошадь, – сказал Кэткарт.

Большая часть светского общества Чарлстона придерживалась того же мнения, и одна и та же история – с некоторыми отклонениями – передавалась из уст в уста, заставив вздрогнуть не одно плечо в дорогом платье.

Когда Джек появился в Обменном доме, чтобы обсудить дела Раванелей, в том числе и договор о залоге Лэнгстону Батлеру участка с индиго, Уильям Би был в комнате переговоров.

В ходе обсуждения Джек мимоходом поинтересовался, какие планы у мистера Би на Неделю скачек.

Со всей вежливостью, на какую был способен, Уильям Би заметил, что некоторые посчитают трёхмесячный срок на удивление кратким для траура.

Глаза у Джека налились кровью, словно раны от пуль.

– Траур? – недоумённо переспросил он. – А вы ничего не знаете?

– О чем, ради всего святого?

– Индеец не оставил и царапины.

Этот анекдот с отпирательством Джека лишь укрепил в респектабельном обществе Чарлстона мнение о нём, но позабавил собравшихся на скачках.

Кое-кто утверждал, что Джеку надо пристрелить эту лошадь. Но Руфь понимала, что он не перенесёт ещё одну утрату.

Кэткарт Перье прозвал Индейца «дьявольский конь», но прозвище не прижилось.

Теперь, по выражению Элеоноры Перье, всё семейство Раванелей состояло из Джека, младенца Эндрю и благопристойной молодой нянюшки-негритянки.

Несмотря на то что одни находили описание Элеоноры неприятным, другие строили всевозможные версии развития событий, которые вскрылись бы, «мои дорогие», в своё время. «Всему своё время!»

Заядлые игроки и сомнительные личности потянулись к городскому дому полковника Джека, где можно было без ограничений пить, сквернословить и обсуждать лошадей. Однажды, только однажды, какой-то юнец бросил Руфи:

– Эй, черномазая, принеси мне стакан!

На что она ответила:

– Я няня малыша Эндрю. Вы хотите, чтобы ваши приказы какая-нибудь потаскушка выполняла? Полагаю, лучше всего будет, если вы сами его принесёте.

Больше шлюхи не появлялись. Игроки продолжали пить, играть в карты и изрыгать страшные ругательства, но с распутницами развлекались в других местах. Кое-кто пытался подшучивать над Руфью, бросая на неё многозначительные взгляды и подмигивая, но так, чтобы Джек не заметил.

Спустя два дня после погребения Фрэнсис Раванель Лэнгстон Батлер перевёл своих работников на участок с индиго. Он выждал месяц с похорон Пенни, чтобы задать Джеку вопрос о цене на его участки, которые располагались на западном берегу реки.