Волчья каторга - Евгений Сухов

— А вот и я, — сказал он Глаше, которая во все глаза смотрела на него. — Чего не спишь?

— Ты убил его? — шепотом спросила Малышева.

— Нет, что ты! — Георгий сделал оскорбленный вид и даже подпустил в голос нотки возмущения. — Оглушил только немного…

Он притворил дверь и прошел в комнату.

— У тебя ладонь в крови, — заметила Глаша.

— Да? — Георгий посмотрел на ладонь. — И правда. Порезался, наверное…

— Это его кровь…

— Кого? — Он сделал вид, что не понял вопроса.

— Григория Ивановича, — промолвила Глаша.

— А что ты о нем так переживаешь? — искоса посмотрел на нее Полянский. — Он кто тебе: брат, сват? Торгаш какой-то московский, которых там, как собак нерезаных… К утру очухается, и все будет в порядке.

— Он уже не очухается…

— Ну, а коли не очухается, значит, ты и твоя сестренка — соучастницы убийства. А что это значит и каковы будут последствия, так об этом я тебе уже говорил…

— А я ничего не видела, — неслышно вошла в комнату сестры Кира — И не знаю ничего.

— Вот, — удовлетворенно кивнул головой Георгий. — Бери пример со своей младшенькой…

Он невольно остановил свой взор на Кире. Да, ладная девка. Притягательная, черт бы ее побрал. С собой, что ли, ее взять? А ведь она и пойдет…

Нет, бедою все это закончится. Иначе с ними, бабами, и не бывает…

Георгий высыпал добычу на кресло, все золотые часы, в коробочках и без оных, да еще брелоки и цепочки. На сколько же весь этот слам потянет? Тысячи на полторы-две? Да в кожняке[79]«косуха» с лишком. Не хило! И делиться ни с кем не нужно. Полный фарт!

Полянский вымыл под рукомойником лицо и руки, вытерся, осмотрел себя в зеркало и, не найдя на себе и дорожном костюме пятен крови, кивнул своему отражению: дескать, пора. Затем повернулся и, обращаясь к Кире (но не к Глаше), произнес:

— Котомку дай.

Кира метнулась в свою комнату и скоро вышла с парусиновой сумкой с длинным наплечным ремнем. Сумка походила на охотничий ягдташ и почти идеально подходила к дорожному костюму Георгия.

— Благодарствуйте, барышня, — остался довольным такой котомкой Георгий. Он сложил в нее свою добычу, застегнул и посмотрел на женщин: — Я бы с удовольствием побыл еще с вами, но мне, к сожалению, пора… Я не жлобина, но подарков вам не делаю по той простой причине, что не хочу вас подставлять. Ведь обнаружение при обыске полицией часов или цепочек из тех, что были у коммивояжера — а обыск такой обязательно будет, и уже сегодня, — свяжет вас со мной и сделает соучастницами. Поэтому то, что я не поделился с вами, — это простая мера предосторожности, нужная, скорее, вам, а не мне. Все. Бывайте, барышни…

Георгий повернулся, подошел к коридорной двери и прислушался. Было тихо. Он приоткрыл дверь и выглянул в коридор. По раннему времени он был пуст: жизнь в меблирашках начиналась около шести утра.

— Погодите, я провожу вас, — услышал Георгий за спиной голос Киры.

— Не делай этого… — Глаша преградила сестре дорогу, но та просто оттолкнула ее:

— Отстань!

Она первая вышла в коридор и медленно пошла к выходу из дома, оглядываясь и делая Георгию знаки, что путь свободен. Когда она подошла к двери и откинула крюк, обернулась:

— Возьми меня с собой?

Сказано это было тихо, но Георгий услышал и помотал головой:

— Нельзя. Со мной опасно.

— А мне все равно, — махнула рукой Кира.

— Зато мне не все равно, — шепотом произнес Георгий.

Девушка прильнула к Георгию всем телом. Ну, почему? Почему им нельзя быть вместе? Пусть этот мужчина преступник. Но преступник он по отношению к другим людям, а не к ней. Ей он не сделал ничего плохого. И она уверена — никогда ничего худого и не сделает. Так почему им нельзя вместе?

— Мне пора, — отстранился от нее Георгий.

Она на шаг отошла и заглянула ему в глаза:

— Мы что, никогда больше не увидимся?

— Может, не увидимся. А может, и увидимся. В жизни случается всякое… — ответил Георгий и ступил за порог.

Кира смотрела вслед ему до тех пор, пока его фигура не скрылась из вида…

После допроса Глафиры Воловцова мучили два вопроса. Первый: как понять этих женщин, и вообще, можно ли их понять с точки зрения простой бытовой логики? И второй: как он, столько лет уже занимающийся расследованием самых запутанных и сложнейших дел, и небезуспешно, надо заметить, не смог самостоятельно нащупать связь нынешнего убийства коммивояжера Стасько в Дмитрове и стародавнего убийства уездного исправника Степана Ивановича Полубатько в селе Полянки?

Что касается женщин, то вопрос — можно ли их понять, чтоб не было уже слишком поздно, — занимал Ивана Федоровича Воловцова обычно после общения с женщинами-подследственными. Иного общения с женщинами у судебного следователя по наиважнейшим делам практически не имелось. Вот и теперь, допросив Глафиру и ее младшую сестру Киру, Иван Федорович если не мучился, то пребывал в недоумении… Как это, зная, что мужчина преступник, да еще способный на такое хладнокровное убийство, какое он произвел с коммивояжером Стасько, он все же может нравиться женщинам и даже вызывать у них чувство ревности (у Глафиры) и любви (у Киры)?

Конечно, женщины лживы и коварны — такими их сотворила природа, и, по большей части, себе на уме — они никогда всего не договаривают. Если мужчина готов выложить женщине всю свою подноготную, все свои мысли и чаяния, то женщина даже в любовном запале обязательно придержит в душе нечто сокровенное, что может несколько уронить ее в глазах любящего мужчины. А то и просто какую-то историю из своей жизни.

Зачем?

Да очень просто: чтобы впоследствии обмануть. Они, похоже, всегда к этому готовы. Нацелены на обман. Мужчины, которых оставляют женщины, часто недоумевают: почему так произошло? Ведь до этого все было прекрасно!

Да потому!

Не было ничего «нормального». Потому что мужчина не разглядел знаков, намеков, недоговоренностей. И не сумел сделать нужных выводов из общения. Не обезопасил себя от боли и мук. А женщина, помимо готовности обмануть, еще всегда готова быть обманутой. Поэтому и обманывает первой.

Иван Федорович тяжко вздохнул…

Вот и он не смог вовремя понять Ксению. А ведь были знаки и намеки. Например, эта фраза: «Мы редко теперь бываем вместе». Да не было ничего «редкого». Было, как всегда. А он пропустил эту фразу мимо ушей. А ведь это было воззвание к нему. И перевести его надлежало так: «Помоги мне, в моей жизни появился мужчина, который мне очень симпатизирует. И я начинаю сдаваться, ведь я так слаба! Если мы будем чаще бывать с тобою вместе, я буду меньше о нем думать, а может, и вовсе позабуду его. Но когда тебя нет рядом, у меня не получается не думать о нем. И это может плохо кончиться. Для тебя…»