Агафонкин и Время - Олег Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей нужно было перебраться через реку. Хайянари – красная, мутная, быстрая Хайянари, Хайянари, рубеж спасения, – отделяла Алину от мира свободы. Алина знала, что поисковая команда, посланная на ее поимку, не решится перейти Хайянари. Они побоятся не живущих в реке крокодилов и пираний; они побоятся тех, кто живет за рекой.
Дальнее Поле было тем самым – дальним полем. Здесь кончалась земля Кэмпбеллов, владеющих шестью плантациями в Британской Гвиане, и Хайянари-плантэйшн была самой большой. Алина жила здесь четыре года – с девяти лет, хотя и не знала, что ей сейчас тринадцать: она не знала, как считать годы, а если бы и знала, то не стала бы – зачем? Жизнь не станет лучше, если знаешь, сколько прожила.
Ей было девять, когда корабль с рабами из Кейп-Кост вошел в широкое устье Демерара-ривер и встал на причал в порту Линден. Из семисот тридцати двух рабов, отгруженных в Британскую Гвиану губернатором африканского Золотого Берега Джоном Коупом, до Южной Америки добрался четыреста шестьдесят один. Вернее, четыреста шестьдесят и одна. Одна – Алина Горелова, девяти лет, из народа мфантсе – заклятых врагов племени ашанти, Алина Горелова, сидящая на корточках среди высоких бурых ломких стеблей, прислушивающаяся к лаю булл-мастифов, утерявших ее след, Алина Горелова, убежавшая с плантации, чтобы перейти красную реку и стать свободной.
Она боялась спугнуть шуршащих в тростнике черных крыс.
Собаки не могли ее учуять: перед тем как бежать, Алина собрала влажный свиной помет на скотном дворе и обмазалась им – старая уловка беглых рабов. Собаки, однако, могли учуять смятение крыс среди высоких, недвижных стеблей, и надсмотрщики догадались бы, кто их спугнул. Алина Горелова знала, что делают с беглыми. Видела много раз. За первый побег отрубали полступни, за второй – ногу ниже колена. В третий раз мало кто бежал.
Жизнь на Хайянари-плантэйшн была такой же, как везде на плантациях: Главная команда, состоящая из самых сильных мужчин, работала три акра тростника в день, Вторая команда, из мужчин послабее и молодых женщин, работала два акра в день, Третья команда – один акр, и Свиная команда, из стариков и детей до двенадцати лет, кормила и поила скот, чистила хлев, собирала батат и бананы, обеспечивая работающих на тростнике едой.
Резать тростник несложно; главное – следить, чтобы тебе не отрубило ногу мачете. Тяжело тростник сажать: выкапываешь лунку шести дюймов глубиной и три фута длиной, втыкаешь три отростка срезанного трубчатого тростника и засыпаешь лунку землей. Норма – сто пятьдесят лунок в день на ребенка, триста на взрослого. Не выполняешь норму – бьют длинным кнутом. Бьют столько раз, сколько лунок не докопала за день.
Алине повезло: она больше не работала на плантации. Ее забрали прислуживать в дом управляющего Кэмпбеллов мистера Блэйра.
мистер блэйр тихий голос мистер блэйр белые сорочки мистер блэйр не бивший негров мистер блэйр толстая черная книга с тисненым крестом по вечерам мистер блэйр чай на высокой террасе опоясывавшей дом когда спадает дневная жара мистер блэйр охотник за бабочками распластанные крылья в плоских коробках узкие цилиндрики проколотые длинными булавками за тонким стеклом это thysania agrippina это тизания агриппина посмотрите миссис кэмпбелл я поймал ее живая здесь в банке самая большая бабочка в мире размах крыльев до двенадцати дюймов завтра капну хлороформ и она заснет тизания агриппина светло-серые крылья узор из темных мазков мечется в большой банке завязанной кисеей жужжат мухи откуда это там не было мух запутались в кисее где-то еще
Утром, пока дом спал, Алина Горелова, маленькая рабыня из народа мфантсе, пробралась в кабинет мистера Блэйра, неслышно ступая босыми ногами по широким доскам пола из полированного красного дерева махогани, чтобы посмотреть на тизанию агриппину, пока ту не накололи на булавку. Бабочка тихо сидела в банке, сложив самые большие в мире крылья, ожидая, когда придет мистер Блэйр и капнет хлороформ.
Алина смотрела на бабочку, бабочка смотрела на Алину. Затем Алина услышала ее слова – мелкие, дробные, но понятные. Алина не удивилась: она часто слышала, как говорят животные и птицы, бабочки и цветы, вот только рыб в Хайянари-ривер не могла слышать. Алина кивнула – хорошо – и распустила заткнутую под бечевку кисею, выпуская тизанию агриппину в быстро наливающийся тропической сыростью утренний воздух. Бабочка доползла до края банки, перебирая четырьмя тонкими ножками, и уселась на стеклянном ободке. Алина подошла к окну и распахнула деревянные жалюзи, защищающие полутемную комнату от утреннего солнца.
Алина почувствовала шаги раньше, чем их услышала. Ей не нужно было оглядываться: она знала, кто стоит на пороге.
белая сорочка тихий голос непонятные слова
Лучше бы бил или приходил ночью, как надсмотрщик Агропо, которого теперь звали Густавус.
Алина забеременела от него в прошлом году и не могла понять, что с ней творится. Она пошла к старой Мерани, что жила при кухне, та послушала ее рассказ, велела раздвинуть ноги и долго ковыряла в ней черным сухим грязным пальцем. Затем Мерани обтерла палец о платье и сказала прийти вечером – она даст Алине отвар и все пройдет. Так и случилось: все прошло, все ушло, все вышло вместе с кровью, болью и большими мягкими красными сгустками, которые Алина долго разглядывала, пытаясь рассмотреть в них своего неродившегося ребенка. Она болела три дня, и Густавус-Агропо – толстый, веселый, пахнущий ромом и потом – не трогал ее. Густавус-Агропо пах как возившие воду большие черные мулы.
Мистер Блэйр ничего не сказал. Он не смотрел на Алину; он смотрел на светло-серую бабочку с самым большим в мире размахом крыльев, размахнувшую свои самые большие в мире крылья. Тизания агриппина, задержавшись у темного шкафа с книгами, словно хотела посмотреть названия на корешках, медленно, не торопясь вылетела в открытое Алиной окно.
Ее было хорошо видно в прозрачном утреннем воздухе. Хорошо, но недолго.
Теперь мистер Блэйр посмотрел на Алину. Он смотрел, словно прикидывал, является ли она полноценной заменой уплывшей от него бабочки и стоит ли посадить ее в банку и капнуть хлороформ, а потом наколоть на булавку. Алина слышала и понимала его мысли, хотя мистер Блэйр думал по-английски. Его мысли пахли чаем.
Алина решила не ждать, пока мистер Блэйр откроет склянку с хлороформом. Она выпрыгнула в окно вслед за бабочкой и побежала на скотный двор за свиным пометом, срывая на ходу старое заношенное платье. Она жалела, что не могла летать.
Лай собак стих, удаляясь, став приглушенным гулом у ближних полей. Алина осторожно поднялась, ощущая мурашки, бегающие вдоль ее гладких, словно полированных черных ног. Она могла видеть красную воду реки сквозь стебли тростника и желтоватые чешуйчатые стволы дальних пальм. Она решила подождать, пока лай стихнет, и добежать до воды.
Там, вдали за рекой – откуда эти странные знакомые слова другой жизни – там, за рекой, жили мароны. Беглые рабы. Алина надеялась найти их в джунглях и поселиться с ними. Она надеялась, что они ее примут. Дадут поесть.
Алина тихонько отломила кусочек стебля сахарного тростника и пососала – сладкий густой сок. Ей нужны были силы, чтобы перебраться через реку и найти поселок маронов, о которых рабы на плантации пели по вечерам долгие протяжные песни: