Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах - Светозар Чернов

Шарлотту де Бельфор передернуло от отвращения к подобному хамству, непочтительности и полному отсутствию самой элементарной галантности. Но за свою жизнь она научилась выдержке и даже не подала виду. Улыбнувшись, она спросила, закладывая тонкие руки за голову и разворачивая локти так, чтобы ее грудь еще больше выдавалась вперед:

— Зачем вы порвали шнурок от корсета?!

Но это не произвело на Владимирова совершенно никакого впечатления.

— Я не порвал, я перекусил, когда узел развязывал, — серьезно сказал он. — Вы не волнуйтесь, сейчас свяжу оба мутузочка вместе.

— Как же я тогда его с узлом в ушки вдену?

— Как-нибудь вденем, — уныло сказал Артемий Иванович. — А может, вы как-нибудь без корсета? Я слышал, что если женщины сильно стягивают себе грудную клетку шнуровкой, у них краснеют носы, как у горьких пьяниц.

— Без корсета я чувствую себя все равно что голой.

— Да у вас и так цыцка вывалилась. — Артемий Иванович протянул руку, подобрал полную грудь с розовым соском и запихнул ее Шарлотте обратно в рубаху.

— Тогда вы вдевайте шнур, а я поищу веточку.

Мадам де Бельфор сняла свое шелковое платье, отвязала небольшой турнюр, спустила нижнюю юбку, скинула рубаху и кружевные панталоны и осталась бы перед Артемием Ивановичем, можно сказать, только в шляпке да в чем мать родила, когда бы матери рожали девочек сразу в чулках и подвязках.

Владимиров бросил на нее беглый взгляд, скинул на землю пальто и, сев на него сверху, покорно стал просовывать шнур с узлом сквозь ушки корсета. Напевая себе под нос, он продевал шнур через пришитое к краю корсета кольцо ушка до тех пор, пока толстый узел не застревал в нем, потом с силой дергал и колечко тотчас отрывалось.

Вырвавшееся из уст Артемия Ивановича ругательство означало, что четвертое ушко оказалось слишком сильно пришито.

— Что вы делаете, мсье! — вскричала мадам де Бельфор. — Так вы совсем испортите мне корсет!

Владимиров оборвал свою песнь о бродяге в золотоносных степных горах Забайкалья и виновато отложил корсет в сторону.

— Отец твой давно уж в могиле, — сказал он по инерции и совсем умолк.

— Ах вы, мой просьонк, — смягчаясь, промолвила Шарлотта.

Русское слово «поросенок» она часто слышала от генерала Селиверстова, когда тот, оставаясь с ней наедине, ласково гладил ее по упругим ягодицам, обтянутым розовыми кружевными панталончиками с пришитым поросячьим хвостиком, а она радостно визжала и похрюкивала при этом.

— Я подумала, что узел не будет мешать, ведь если шнуровать, как положено, от шеи к талии и снизу к талии, то узел вовсе не потребуется продевать в ушки.

— Какая вы умная! — сказал Артемий Иванович. — Пойдемте тогда есть рябчиков.

— Но подождите, разве вы не видите, что я совсем голая?

— Да, действительно, — согласился Владимиров. — Ну, так скорее одевайтесь.

— Неужели вы ничего-ничего не хотите? — мадам де Бельфор была изумлена и убита. Впервые за двенадцать лет, что прошли с тех пор, как она впервые познала мужчину, ей еще не приходилось познавать таких стойких к ее чарам кавалеров.

— Еще как хочу! Но если вы не поторопитесь, нам с вами останутся одни кости.

Ей стало ясно, что обычными средствами Владимирова не прошибить. Но она уже знала его «формулу любви». Чтобы возбудить его, ей надо было продолжать льстить и восхвалять его, а затем предложить себя в качестве награды.

— Боже мой, — сказала она. — Это всегда так поражает, когда люди выдающиеся и героические хотят, как и мы, простые смертные, есть и пить, но значительно больше поражает, когда они проявляют такую неслыханную твердость духа в отношении к попыткам слабых женщин обольстить их!

Ее лесть пропала втуне, так как Артемий Иванович, давно уже не разговаривавший по-французски и подзабывший язык, не сумел понять столь длинной фразы, да и голодные спазмы в желудке все больше и больше отвлекали его внимание. Она видела по его лицу, что он уловил только три слова: «пить», «есть» и «Боже мой».

— Вот вам и «мон дью», — сказал Артемий Иванович, прислушиваясь к звукам в своем животе. — Пока мы до них дойдем, хорошо, если каких круассанов или винограду оставят. Я Бинта знаю, он такой! А ваша подруга тоже прожорлива, потому что тихоня.

— Перестаньте причитать и помогите мне зашнуровать корсет, — перебила его Шарлотта.

Вздохнув, он поднял корсет, приложил обе половинке к ее груди и, зайдя сзади, наскоро связал шнурком два ушка около шеи и два ниже талии.

— Так не пойдет! — заявила де Бельфор. — Шнуруйте как положено!

Она не стала даже надевать под корсет рубашку, так как была уверена в своих силах. Артемий Иванович уже никогда не покинет берег этого озера. Прежде чем он зашнурует ее корсет хотя бы наполовину, она достаточно разогреет его, чтобы он бросился за ней хоть в озеро, хоть в жерло вулкана.

— Российский император должен быть счастлив, что имеет таких героических подданных, — сказала она. — Я знала многих мужчин, но никогда еще мне не приходилось встречаться с таким, как вы. Шнуруйте, мсье Гурин, шнуруйте. И затягивайте посильнее. Когда ваши нежные и уверенные пальцы касаются моей спины, словно электрический ток пробегает по моим жилам, заставляя трепетать все тело.

В этот момент мадам де Бельфор показалось, что в спину чуть повыше копчика со всего размаху ей вонзили кол, и в тот же миг корсет тисками сдавил ей грудь, так что красный репс затрещал и сквозь него разом продралось четыре десятка сломанных и расщепленных ротанговых косточек. Это Артемий Иванович уперся в ей в спину коленом и со всех сил потянул за концы шнурка.

— Ух ты! — восхитился он, глядя на безнадежно испорченный корсет. — Не баба, а чисто еж!

— Хватит! — просипела Шарлотта, тщетно пытаясь руками ослабить давление корсета. — Отпустите меня!

Владимиров послушно отпустил шнур и отошел в сторону. В животе у него громко урчало, так что даже дальнее эхо, казалось, журчит где-то за озером.

— Вы настоящий Геркулес, мсье Гурин, — сказала мадам де Бельфор, вздыхая полной грудью. Она скинула туфли, распустила атласные подвязки, сняла белые шелковые чулки и аккуратно сложила всю свою одежду на траве, оставив на себе только соломенную шляпку, все так же кокетливо сидевшую у нее на голове. — Ни один герой и силач в мире никогда так не воспламенял меня, как вы. Любая женщина готова была бы пожертвовать всем ради мига любви с вами!

И Шарлотта пошла к озеру, в зеркальной поверхности которого отражался лес и голубое небо, по которому медленно и величаво плыли облака.

— Неужто французы хуже меня? — самодовольно спросил Артемий Иванович, у которого от ее льстивых слов замолчал даже бурлеж в животе.

— Среди французов нет по-настоящему самоотверженных мужчин, готовых ради женщины броситься в бушующее море, — ответила Шарлотта и, войдя в воду, поплыла прочь от берега.