Попаданка. Колхоз – дело добровольное - Алёна Цветкова

такое квадратно-гнездовое, пышное и объемное. И казалось бы, совсем не мелкая Сайка должна в нем смешно выглядеть, но не тут-то было. Где надо утянула, грудь в декольте выставила и свои красны бусы повесила, прическу высокую сделала… красавица. Прямо королева на старинных картинах. Оказывается такие наряды аристократки на балы надевали. Здесь, оказывается, такое развлечение тоже очень распространено. А то что обувь под платьем вдовья – деревянная, не видно.

У каждой вдовушки было показать. И я видела, как сияли их глаза. И вдруг поняла, что дело вовсе не в самих обновках. Дело в том, что они впервые за долгое время почувствовали себя не хуже других. И именно поэтому изменился взгляд, движения стали другие и что-то еще, неуловимое ни одним органом чувств. Но я видела, что даже Дайра в платье-мешке, которая пришла со своей гуделкой на нашу вечеринку, стала другая.

Как будто бы в их глазах появилась жизнь…

Господин Гририх говорил мне, что вдовы доживают свой век во вдовьих поселениях. А сейчас, я видела, они начали не доживать, а жить.

– Салина, скажи, – отвлекла я сестру, – почему, когда королевский возница предлагал отношения, ты не позволила ему ничего. А от Варна приняла не самый дешевый подарок?

– Не знаю, – пожала плечами Салина и рассмеялась, – наверное, Варн мне понравился, Малла. А вознице нужны были сыры, а не я сама… и вообще, он это не всерьез говорил.

– А Варн всерьез?

– Не знаю, – она притоптывала каблучком в такт мелодии, которую наигрывала Дайра, – поживем – увидим.

– Верно, – мне стало так хорошо, от этого ее «поживем – увидим» и так захотелось поделиться тем, что поднималось откуда-то огромной волной. И я обняла сестер, сидевших с двух сторон от меня, – Рыска, Салина, я вас так люблю!

– Мы тебя тоже, Малла, – чуть ли не хором ответили, смеясь, сестры и прижали меня к себе, – пошли танцевать! Дайра, сыграй-ка нам что-нибудь повеселее.

Все остальные вдовушки одобрительно загудели, а Дайра, улыбнувшись, легким движением руки изменила спокойную мелодию на задорную плясовую.

Натанцевались мы до упада. А когда все снова расселись за столом, я примостилась рядом с Дайрой.

–Дайра, скажи, а ты могла бы научить меня играть на гуделке?

– Могла бы, – улыбнулась она, – я слышала, как ты поешь, у тебя может получиться. Только это, Малла, труд. Долго учиться надо.

– А петь? Ты могла бы собрать несколько вдов и учить с ними песни? Чтоб потом перед всем поселением вы их пели…

– Ты имеешь в виду хор? – со смешком подняла бровь Дайра, – мой отец, Малла, руководит королевским театром. И у меня самой Дар очень сильный. Как ты думаешь, я умею руководить творческим коллективом?

– Но почему тогда ты здесь? – я никак не могла понять логику местных жителей. Зачем заживо хоронить тех, кто может принести пользу.

– Мне семнадцать было, – Дайра все так же улыбалась. Но улыбка стала грустной, – Глай пришел на спектакль и увидел меня. Нашел меня за кулисами. Он был так настойчив, Малла. И так красив.

Она помолчала немного, но я не знала что сказать, и боялась, что из-за моего неосторожного слова, Дайра перестанет рассказывать.

– Он ухаживал за мной, как за королевой. Засыпал цветами, подарками, и я сдалась. Влюбилась до сумасшествия. А отец, когда узнал, что Глай воин, запретил мне с ним встречаться. А тут еще его величество как раз в десятый раз овдовел. Всех воинов на границу отправили. И Глай уехал. Я думала с ума сойду. И как отец не отговаривал, собралась к нему. И отец поклялся Оракулу, что если я поеду, он меня из семьи вычеркнет. В сердцах сказал, эмоциональный он очень, несдержанный. Но Оракул принял его клятву. А я уехала. Без Глая, казалось мне тогда, жить не смогу.

– Он погиб, – прошептала я, чувствуя, как в груди снова печет от боли.

– Нет, – улыбнулась Дайра и смахнула слезу, – мы потом почти десять лет вместе прожили. А погиб он три года назад. Страшное тогда что-то намечалось на границе. Хорошо, что его сиятельство успел вовремя. Остановил хадоа…

– Остановил?

– Да. Мы тогда гонца отправили из крепости. Шустрый мальчишка, он по всему Гвенару мотался, его сиятельство разыскивал. И нашел. Долго мы ждали. Уже отчаялись, думали все погибнем. И мужчины, и женщины… Мы-то рядом встали. Никому не хотелось вдовой оставаться. Но его сиятельство успел вовремя. Мой Глай с друзьями впятером хадоа сдерживали, по герцог Оракула на помощь призвал. Его светлость очень сильный. Почти, как его величество.

– Прости, Дайра, – я почувствовала себя виноватой. Напомнила, разбередила душу несчастной вдове.

– Не извиняйся, – Дайра плакала и улыбалась одновременно, – я радуюсь, когда про Глая вспоминаю. Жаль только, что не ушла я с ним, как остальные женщины… вытащил меня его сиятельство.

– Дайра, – обняла я вдову, – приходи завтра на собрание колхозное.

– Не сильна я в поле-то, Малла…

– Все равно приходи. Нам люди не только в поле нужны. Придешь?

– Я подумаю, – ответила Дайра.

– Дайра, хватит грустить! Сыграй-ка плясовую! – вклинилась между нами счастливая Сайка. Пока мы беседовали, остальные уже отдохнули и снова хотели танцевать,

А потом мы пели песни. Красивые в Гвенаре песни. Очень на наши народные похожи. Слушала я, а сама все про Дайру и ее Глая думала. Все же настоящая любовь она и в Гвенаре есть. Вот бы мне хоть когда-нибудь такую найти. Чтобы вспомнить о ней счастьем было, даже сквозь слезы, чтобы улыбаться.

– Малла, – Салина прижималась ко мне, – а ты чего не поешь?

– Так не знаю я ваши песни, – вздохнула я.

– А ты нам свою спой, которую знаешь. Девочки, – Салина повысила голос, прерывая гул застолья, – Малла, нам сейчас песни из Хадоа петь будет. Давай, Малла…

И я дала. Все чувства, что мне сейчас душу жгли, выплеснула.

– Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой…

На втором куплете запела вместе со мной гуделка Дайры, и вдруг почувствовала я что-то… что-то такое, огромное и необъятное, будто бы вижу я столько много, сколько человеческий глаз увидеть не может… а потом показалось мне на мгновение, будто бы я в руках уголек держу. Почти потух он, одна только искорка мигает, вот-вот погаснет. А от дыхания моего искорка вспыхнула и загорелась чуточку ярче…

И тут песня кончилась. Замолкла гуделка.

А бабы-колхозницы сидят за столом улыбаются радостно со слезами на глазах, так на них музыка Дайры подействовала.

– Ох, Малла, какая песня, – вытерла слезы Салина, – я как будто бы с Ярком моим увиделась.

– А я с Валисом, – счастливо улыбнулась Нана и