Хрустальный шар - Станислав Лем

Перевод Язневича В.И.

Через два дня после того, как русские взяли Орел, по окончании рабочего дня шеф вызвал меня к себе. Было очень жарко, август царил над пыльным городом, а вода в Темзе упала до уровня, какого не помнили самые старые лондонцы. Темп и уйма дел довели меня до такого состояния, что я невольно вздрогнул, увидев на столе майора кучу бумаг. Но когда подошел поближе, узнал папку, которая лежала сверху. Это было мое личное дело: он как раз сравнивал какой-то машинописный листок с моей характеристикой, с которой, впрочем, я не был ознакомлен.

– Как вам работается? – спросил он.

Это меня несколько удивило, поскольку вопрос явно выходил за рамки служебных отношений. Я что-то буркнул, что могло сойти за ответ, и застыл в ожидании.

– Вы ведь были в Штатах три года назад, правда?

Я подтвердил.

– Это очень хорошо. Садитесь, закуривайте, я должен ознакомить вас с необычной историей. – Майор постучал тупым концом ножа для бумаг по крышке стола.

– Какие языки вы знаете, кроме английского?

– Итальянский и немецкий.

– Вы ведь бегло говорите на них, да?

– Я знаю берлинский и венский диалекты, могу говорить также на plattdeutsch и flaemisch[134].

– Я так и думал. – Он медленно встал из-за стола, в движениях его чувствовалась усталость. – А теперь идемте со мной. Машина нас уже ждет.

Автомобиль меня удивил. Это был не наш «кадиллак», а массивная черная машина с никелированными накладками, очень роскошная. Когда мы тронулись, я спросил:

– Что все это значит, господин майор?

Он положил руку на мою.

– Не думайте, что это отсутствие доверия. Но я не могу вам ничего сказать, пока… – он заколебался, – пока вашу кандидатуру не одобрят. Речь идет об очень важной миссии.

Машина остановилась перед не известным мне большим домом. От улицы его отделял тронутый засухой сад.

Внутри было пусто и прохладно. По коридору нас вел сержант в мундире технических войск, шагал чуть впереди. Мы вошли в большой зал. Вдоль темных панелей стояла тяжелая, годами не передвигавшаяся мебель. Матовые зеркала, натертый паркет, фиолетовые портьеры. Серебряная люстра была снабжена огромной лампочкой. В углу стоял какой-то штатив, прикрытый черным полотном, который явно не принадлежал к меблировке восемнадцатого века. За овальным столом с резными ножками сидели трое мужчин. Я окинул их взглядом – двое лысых, один из них курил черную сигару. Третий был худой, как англиканский пастор, но носил фиолетовые очки. Они сидели на диванчике из пурпурного плюша.

– Вы говорите по-немецки? – начал тот, который курил сигару. У него были рыбьи глаза и нос в виде раздавленной луковицы.

Я лишь кивнул.

– Also was würden Sie über die heutige militarische Situation an den Fronten sagen?[135]

Я начал, внутренне немного развеселившись, краткий обзор, который он вдруг прервал на середине фразы:

– Скажите: Fischers Fritze fischt frische Fische[136], только быстро и трижды.

Я сказал.

Теперь настала очередь типа в фиолетовых очках, из-за которых не было видно его взгляда.

– Что такое энтропия?

Я сказал.

– А вы знаете формулу Эйнштейна об эквивалентности массы и энергии?

Я знал.

– А что вы скажете об этой депеше? – сказал третий и положил передо мной листок бумаги, на котором было что-то напечатано на пишущей машинке. Шесть строчек букв и цифр, без пробелов и знаков препинания, – похоже, это был какой-то шифр. Я разгладил немного помятый листок, сказал:

– Я не специалист по шифрам.

– Ничего, – кивнул он. – Посмотрите внимательно и скажите, не находите ли вы что-то знакомое – какие-нибудь знаки, например… Не повторяется ли там что-то? Не обязательно быть дешифровщиком, скорее тут необходима сообразительность.

Надпись содержала около ста пятидесяти знаков. Я быстро пробежал глазами буквы и числа. В сочетаниях букв я не смог обнаружить даже намека на смысловые значения, поэтому принялся за цифры. Через минуту я положил листок. Прикуривая поданную сигарету, сказал:

– Некоторые цифры повторяются… два раза рядом встречаются цифры 92 и 239. Этот комплекс я знаю. Он напоминает мне атомные данные радиоактивного элемента урана – может быть потому, что я недавно читал об этом в какой-то статье… Перрена, кажется. Есть и другие числа: 94, 239 и 235, но этих я не знаю. Нет таких элементов.

– Уже есть, – сказал он. – Теперь прошу сосредоточить внимание. Начинаете ли вы о чем-то догадываться на основе заданных вам вопросов? Все они относились к одной теме.

– Нужно было обратить внимание на это с самого начала, – вмешался молчавший до сих пор майор.

Мужчина в очках чуть улыбнулся:

– Это невозможно. Тогда бы старший лейтенант переключил внимание в нужном направлении и имел слишком много данных. В нашем деле нужно ориентироваться именно ex post[137], тут мало быть просто находчивым.

Это наверняка был американец – я определил это по акценту; впрочем, англичанин никогда не стал бы подвергать риску тонкие ножки дорогого кресла, на котором раскачивался.

Я сказал:

– Атомные веса, уран, немецкий язык, Америка…

– А это вы как определили? – насторожился толстяк с сигарой, уставившись мне прямо в глаза.

– По выговору, – улыбнулся я. – Итак, поскольку я специализируюсь на новых видах оружия, речь идет, я думаю, о каком-то использовании атомного оружия, – может быть, это лучи смерти или распад элементов?

Человек с сигарой кивнул майору.

– Кажется, вы не обманули наших ожиданий, – сказал он и продолжил, обращаясь ко мне: – Значит, так. Вы получите задание необычайного значения. Его выполнение может серьезно приблизить окончание войны. Возьметесь вы за него?

Я даже не моргнул.

– Послушайте. Соединенные Штаты обладают научной концепцией, которая может в течение ближайшего времени принести союзникам победу. Это, – он выдержал короткую паузу («Толстые люди всегда любят сенсации», – подумал я), – это атомное оружие. Освобожденные силы материи. Мы собрали в одном месте лучшие умы, на нас давно уже работают большие предприятия с целью производства необходимых аппаратов и сырья. Имеется мощная система их защиты от вражеской разведки. Вы вскоре познакомитесь с нею детально. Тот, кто работает в этом направлении, лишается всех контактов с обществом. Все живут, едят, спят, развлекаются в полной изоляции. Отдельные этапы работы выполняются по конвейерной системе. Никто, кроме горстки надежных людей, не знает о производстве в целом. Мы полагали, что враг не узнает ничего, кроме некоторых данных общего характера, то есть о том, что мы строим огромные фабричные предприятия, что отрезаем их от мира. Однако в последнее время радиоперехват обнаружил два сообщения, высланные из Аргентины. Одно из них вы видели. Сейчас мы организуем компактную группу, задачей которой будет охрана секрета – действенная охрана, подчеркиваю, и прежде всего решение загадки этих двух сообщений. Пока мы не смогли их расшифровать. И вы видели, что содержание их находится в связи с нашим вопросом. Наверное, вы догадываетесь, что охранная организация, которая является автономной частью нашей контрразведки, уже существует. Для этой цели нам выделили наилучших людей. Но дело настолько серьезное, что мы не можем обойтись обычными средствами. Для нас нет ничего столь сложного, трудного, дорогого, чего мы не могли бы использовать в случае необходимости. Поэтому, предполагая, что враг – по крайней мере частично – проник сквозь наши фильтры, мы решили создать второй аппарат, такой же сильный, а может, даже и лучший, который будет работать параллельно с существующим. Эти сообщения заставили нас ускорить работу. Наш девиз: делать все, что в человеческих силах, и еще больше.