Случайная встреча - Виктория Холт

Это оказалось действительно интересно. Мать заинтересовалась не меньше, чем я, а Эдвард с большим знанием дела и энтузиазмом рассказывал о кружевах, истории их производства, о том, какие бывают виды кружев и как они менялись с течением веков.

Он показал нам особо ценные образцы: венецианская, итальянская и английская работа иглой и фламандская, русская и немецкая работа крючком. Мы увидели старинные коклюшки, которыми когда-то работали, а затем прошли в помещение, где устанавливались новые машины.

Там находился дежурный, вместе с которым был мальчик. Когда мы вошли, дежурный приветствовал нас.

— Все в порядке, Феллоуз? — спросил Эдвард.

— Да, сэр, — ответил мужчина.

Эдвард представил нам их: Феллоуз и его сын Том, только что начавший работать. Эдвард объяснил, что необходимо охранять машины днем и ночью: если сюда ворвутся луддиты, Феллоуз сможет поднять тревогу.

Я вздрогнула. Теперь я прекрасно понимала озабоченность Эдварда: почему он вынужден устанавливать эти машины и почему они вызывают такое недовольство рабочих. Эдвард объяснил:

— Это кружевная машина Ливерса. Количество нитей, из которых плетется кружево, зависит от образца, в соответствии с которым оно делается. Вот смотрите: здесь нити двух видов — или основа, и уток.

— Очень уж все сложно!

— Нет, работать совсем просто! С машиной управляется один человек, а она одновременно изготавливает шестьдесят отрезков кружева!

— Значит, машина может делать то, для чего понадобились бы шестьдесят человек?

— Вот именно!

— Нет ничего удивительного в том, что люди боятся потерять работу!

— Это называется «прогресс»!

Хотя было интересно, но это заполненное машинами помещение хотелось поскорее покинуть.

Мы оставили Феллоуза и его сына, охраняющих машины, и вернулись обратно, чтобы посмотреть другие образцы искусно плетенных кружев. В комнате с образцами на стенах висели картины, изображавшие развитие кружевного производства на протяжении нескольких веков.

Когда мы возвращались домой, я была подавлена. Эдвард взял меня под руку:

— Ты опечалена чем-то, не так ли? Не стоит, мы справимся со всеми неприятностями!

Мать проговорила:

— По-моему, проблема неразрешима! Я полагаю, эти машины вам необходимы?

— Ну конечно, иначе мы будем вынуждены закрыться: без машин не выдержим конкуренции!

— Но эти несчастные люди…

— Это как раз та ситуация, которая неизбежно возникает в процессе производства. Мы обязаны идти в ногу со временем!

— И обязательно кто-то должен пострадать?

— Такова цена прогресса! — уверенно ответил Эдвард. Было приятно, наконец, войти в его красивый дом.

Всем нам хотелось побыстрее забыть о проблемах, связанных с этими машинами.

Следующие дни были приятными: я с радостью окунулась в проблемы, связанные с внутренним убранством дома, и постоянно спорила об этом с матерью.

— В общем-то, — говорила я, — мне хочется изменить здесь совсем немногое.

— Конечно, он обставлен с большим вкусом, — согласилась мать. — Больше всего я люблю простоту, за которой скрывается элегантный комфорт!

— Дом просто очаровательный! — подтвердила я.

— Только не слишком влюбляйся в него: мы хотим, чтобы ты почаще приезжала в Грассленд!

По прошествии недели мать, как всегда, начала тосковать по дому. Она очень не любила покидать Эверсли надолго и решила возвращаться домой в середине следующей недели.

Эдвард отсутствовал большую часть времени. Я прогуливалась по городским садам, постоянно внушая себе, что я сама выбрала этот путь и должна полюбить этого человека.

А почему, собственно, и нет? Мне все больше и больше нравился Эдвард. Он был добрым, благородным и обещал стать превосходным мужем. Юные девушки по своей глупости ищут каких-то потрясающих приключений, мечтают о рыцарях, которые на самом деле существуют только в воображении самих девиц. Я была уже слишком взрослой для таких сказок, и нужно было смотреть в лицо фактам. Дело было не в том, что я действительно влюбилась в Питера Лэнсдона: просто я была взволнована тем, что он сразу же приметил меня, следил за мной и решился рискнуть, чтобы спасти меня. Все это выглядело романтичным приключением, в то время как мои взаимоотношения с Эдвардом были обыденными, крепкими и очень надежными.

Питер к тому же был непостоянен: слишком уж быстро он переключился с меня на Амарилис. Что я могла чувствовать в связи с этим? Досаду? Ревность? Но разве я не чувствовала всегда некоторую ревность к Амари-.лис — ее красоте, обаянию, мягкому характеру, к тому, что в ней отсутствовал эгоизм? У нее, и в самом деле, характер был лучше, и мужчина, у которого была возможность выбора, сделал бы глупость, предпочтя меня! Значит, Эдвард был глуповат, поскольку он всегда любил меня? Как там говорила одна из служанок: «Мужчины становятся дураками, когда дело доходит до женщин?..» И разговор тогда шел про меня и Амарилис. Я была как раз из тех женщин, на которых оборачиваются… все, кроме Питера Лэнсдона!

Нет, конечно, я не любила его! Вначале я была взволнована, его общество было занимательным, немножко загадочным. В Эдварде, конечно, ничего подобного не было.

Мне нужно было научиться любить Эдварда! Я приняла его предложение под горячую руку, а он поддержал меня. Иногда я задумывалась — знал ли он, что я заявила о помолвке просто от досады? Догадывалась ли об этом моя мать? Она постоянно перечисляла достоинства Эдварда, словно желая убедить меня в том, что я сделала правильный выбор.

Да, я обязана полюбить Эдварда! Я обязана подготовить себя к тому, чтобы смириться с судьбой, ожидавшей меня. Я сама выбрала ее, а Эдвард пошел мне навстречу… и всегда будет делать так. Я должна помнить о том, что мне повезло!

Помню, именно я сказала, что мне хотелось бы посетить фабрику тогда, когда там работают люди. Мне очень хотелось посмотреть, как действует машина, плетущая кружева. Эдвард, похоже, заколебался, но я настояла: «Мне было бы гак интересно…» Его обрадовал мой интерес — и он сдался не без колебаний. Так или иначе, мы договорились о том, что он приведет меня на фабрику.

Мы пришли туда в первой половине дня. Входя в дверь огромного помещения, заполненного людьми, я ощутила волнение.

Я чувствовала, что за нами наблюдают, когда Эдвард вел меня по цеху, время от времени останавливаясь, чтобы пояснить какие-то технические подробности. Я решилась заговорить с некоторыми из рабочих. Они отвечали мне очень сдержанно, и я задумалась — не задумывают ли они что-то? Возможно, уже тогда у меня появились дурные предчувствия… или же я придумала это потом? Теперь, вспоминая обо всем, я уже не могу быть ни в чем уверена. Я вдруг осознала, как нелепо выгляжу на фабрике в своей синей шерстяной накидке с воротником, отороченным соболиным мехом, в маленькой шляпке с алым пером и в алом платье. Слишком уж разительным, должно быть, был контраст между моей одеждой и платьем этих рабочих!