Пулковская цитадель - Александр Тестов

* * *

Никодим проводил Юлию Петровну долгим взглядом, а потом, вдруг извинившись перед Катей, ушел догонять докторшу.

— Простите, Юлия Петровна, но мне кажется…

— И правильно кажется, молодой человек. — Врач глянула через плечо Никодима на коридор. — Она заразилась. Я, конечно, точно не берусь утверждать. Мы этого вируса не знаем, но у нее давление скачет, и это не стресс. Это очень подозрительно, у нормального человека таких перепадов быть не может. Кровоизлияние — и верная смерть, — она понизила голос до предела. — Сосуды не железные, они просто не справятся с такой нагрузкой, да и сердце тоже…

— Вы думаете, что она… а ребенок?

— Боюсь, что и он тоже. Очень близкий контакт. Артем Алексеевич… — Она узрела приближающегося коллегу.

— О чем шепчитесь? — сходу спросил тот. — Уж не о Ларисе ли?

Никодим и Петровна молча кивнули.

— Понимаю, — Артем Алексеевич тоже ответил наклоном головы. — Нечего панику поднимать. Но что-то надо делать?

— Вы мне вот что еще объясните. — Никодим увлек докторов в подсобку. — Если зараза везде, то почему мы вторые сутки живы?

— Далеко не все, — грустно вздохнул Алексеевич. — Во-первых, вспомните ту сумасшедшею девицу, теперь вот Лариса, кажется…

— У меня большая уверенность, — вставила Юлия Петровна, — и мальчик тоже.

— Так что… — врач развел руками, — жертвы еще будут. И как правильно вы давеча заметили, все зависит от индивидуальности восприятия.

— Я понял. Но что нам делать с Ларисой?

— Лучше всего ее изолировать.

— И ребенка?

— Другого выхода нет.

— С Демкой, может, все же повременим. — Никодим почесал бровь. — Даже если ваши опасения верны, то он не сможет никому навредить. Он еще малыш.

— Я, конечно, могу ошибаться, — Юлия Петровна наморщила лоб, — и дай-то Бог, чтоб так оно и было… но Ларису надо изолировать в любом случае, а ребенка взять под наблюдение. Молоко вы случайно из ресторана не прихватили?

— Сливки есть, — вспомнил Никодим.

— Пойдемте, покажете.

— Одну минуту, мне необходимо срочно позвонить, — извинился Никодим и трусцой побежал в диспетчерскую.

Он вновь вспомнил о Кошке. У охранника Степана должен быть работать сотовый.

* * *

Фальшивой улыбке доктора и ее заверениям, что «полежит и все будет в порядке» Лариса не поверила. Она вообще никому не верила. Не хотела. Мама… Паша… Паши нет, Лиза сказала об этом.

Мама просила передать… якобы звонила и сообщила. А может быть, Лиза врет? Какой ей резон врать? Просто со злости? Может быть, она злая? Может быть, Лиза на Костю глаз положила, а Косте нравится она, Лариса. Тогда тем более незачем врать, что Паша умер. Тогда нужно говорить, что он жив…

Лариса совсем запуталась. Мысли то бежали с неимоверной быстротой, то падали куда-то в пропасть, и там, на дне, застывали неподвижной глыбой. Она крепко обняла голову руками и пыталась осознать все произошедшее с ней. Как во сне. В чертовом и нереальном сне. Вдруг она встрепенулась, испугавшись чего-то. Заводила по сторонам глазами. В груди сжался ком.

Но Демка вел себя необычно тихо, совсем не плакал, только смотрел на маму спокойно и серьезно, как будто что-то знал. И этот взгляд напугал Ларису. Она закрыла глаза и отвернулась от малыша. Прислушалась — тихо. Ни звука, такое ощущение, что уши заложило плотной ватой. До чего же все противно…

Девушка пыталась уловить изменения в себе. Пробуждающуюся ненависть к людям. Злость на врача, Лизу, друзей и даже Костю… нет, Пашу! Злость на маму, что обещала ее спасти, но так и не сдержала слово. Злость на всех! Особенно на тех, кто принес этот чертов вирус! Вирус… вирус!

Лариса заскрежетала зубами — и внезапно ее отпустило. Глубокий вдох, медленный выдох — злости больше не было. Улетучилась или, быть может, затаилась. Злость и ненависть ко всему живому отступила, но пришла ПЕЧАЛЬ.

Перед глазами отчего-то снова возникла картина: пацаны пинают по двору плюшевого медвежонка. И свой собственный отчаянный порыв — спасти! Спасти, во что бы то ни стало…

— Неправильно я тебя назвала, — тихо проговорила она, через силу улыбаясь сыну, — надо было Мишкой. Спи.

А Демка в сытой истоме и впрямь сомкнул веки и вскоре засопел. Лариса очень медленно извлекла из рукава нож…

По громкой связи снова зазвучала тихая музыка. Пела Алекс. Лариса прислушалась:

Бывает ночь длиннее зимы,

И чей-то плащ уютнее дома.

Бывает так, что чьи-то слова

Звучат в тебе, как раскаты грома.

Бывает так — весь мир заодно,

Но это одно обжигает руки.

И сам себе сочиняешь письмо

О том, что боль будет легче скуки.

Лариса склонила голову на бок и уставилась в одну точку, с абсолютно отрешенным видом.

Стань птицей, серым крылом.

Стань птицей с опорой на ветер.

Неба хватит на всех, и Бог

Держит его крепко — крепко…

Девушка встрепенулась, решительно закатала рукав и с силой взрезала голубую жилу. Вдоль. Чтобы наверняка.

Музыка стихла, за дверью не было слышно ни звука. Народ, умаявшись за день, спал. Лариса кинула прощальный взгляд на сына и устало закрыла налитые кровью глаза.

15 сентября 2013 года, ночь, Санкт-Петербург, улица Кирочная — и далее по ситуации.

Усталая чуть ли не насмерть, Кошка выползла из люка с буквами «ГК» на крышке. Маркировка, впрочем, могла быть абсолютно любая, при нашей безалаберности буквы ничего не значили. В данном случае она соответствовала назначению… ну, почти. Одна из горизонтальных отводок и в самом деле выходила в городскую канализацию, и Кошка, почти без раздумий, предпочла именно этот путь — грязный, но верный. «Парадный подъезд» вполне мог оказаться в подвале знаменитого здания на Литейном, из окон которого видно Магадан… А так, хоть и пришлось ползти по шкурнику, пугая своей перепачканной рожей местных кошек, но зато с выброской никаких проблем не было. «Коридоры кончаются стенкой, а тоннели выводят на свет».

Оттолкнув не без труда — сил почти не осталось — тяжелую, плотно пригнанную крышку, Кошка огляделась прижмуренными глазами, с удовольствием вдыхая упоительно свежий воздух (кто бы что понял — свежий воздух в центре Питера!). Сумерки только начали сгущаться, но тут, в тихом дворике, народу не было, да и окна практически не светились. «Комендантский час», — вспомнила Кошка и достала сигарету, о которой напрочь забыла под землей. И ведь не тянуло!

В который раз подивившись столь оригинальным вывертам психики, девушка попыталась сориентироваться. Двор как двор, таких в старом городе тысячи. Проходные во все стороны, с четырех — и пятиэтажными императорскими ветеранами. Хотя, по правде сказать, тупиков тоже хватало.