Серебряная Снежинка - Андрэ Нортон

Часами Серебряная Снежинка ехала верхом, работала и жила, испытывая удовлетворение, но потом резко приходила в себя от злобного взгляда или резкого замечания Острого Языка, у которой было много сторонниц среди пожилых женщин, заправлявших юртами. Но если у Острого Языка были приверженцы, появились они и у Серебряной Снежинки, и она радовалась, заметив, что число их день ото дня растет.

Она почти забыла, что так и не получила ответ на свое первое письмо, которое со страхом срочно отправила с Басичем. Постепенно она смирилась с мыслью, что если Басич не погиб от когтей и клыков белого тигра, то умер от истощения и письмо потеряно. Это помогало ей утешать Соболя, которая гордилась своей сдержанностью, но тем не менее горько плакала в одиночестве. Часто с ней сидела Ива, молча утешая, как это делают животные, одним своим присутствием.

Неужели только Серебряная Снежинка воспринимает лето как промежуток между бурями, которые обрушиваются с высот? Такие бури приносят влагу на поля, и потому их приветствуют; но если поля пересохли, такие бури несут с собой молнии и угрозу пожара, который ветер погонит по степи, голодный, свободный и свирепый, как сами шунг-ню, но гораздо более разрушительный и быстрый.

Впервые поняла Серебряная Снежинка, насколько священен огонь для шунг-ню. Зимой его нужно охранять, потому что на нем готовят еду и он согревает юрты; летом его нужно остерегаться, чтобы он их не пожрал. Серебряная Снежинка слышала о живущих далеко на западе ху, которые считают огонь демоном. Возможно, они варвары, но теперь, поняв страх шунг-ню перед степным пожаром, она сочувствовала их верованиям.

Куджанга продолжал здравствовать. Враждебность Острого Языка словно смягчилась, но Серебряная Снежинка все время чувствовала, что барабан духов готов загреметь или что зверь, например, белый тигр, присев, ждет первого же неосторожного движения своей добычи.

Солнечный свет, более золотой и яркий, чем люн, или дракон, вышитый на одеянии императора, освещал лагерь королевского племени. Он запускал свои сверкающие когти в большую юрту шан-ю, заставляя по-новому блестеть роскошные ковры и подушки и затемняя свет огня в жаровне, который по сравнению с ним казался слабыми искрами. День стоял ясный, и Серебряная Снежинка приказала женщинам вытащить ковры и подушки из юрты, чтобы они с шан-ю могли в ожидании ужина посидеть на свежем воздухе.

Голоса в юрте свидетельствовали, что там появилась Ива. Она приняла на себя приготовление еды и заодно присматривала, чтобы Острый Язык не могла добавить своих трав и листьев. Из-за юрты доносились звуки бамбуковой флейты; играет, конечно, ребенок, на время свободный от работы, которую дети степей учатся выполнять, еще не научившись ходить или ездить верхом. Ветер подхватил песню, и она слилась, ядовитая, горько-сладкая, со звуками лютни Серебряной Снежинки и ее мягким высоким голосом. Старый шан-ю улыбался. На мгновение сердце Серебряной Снежинки устремилось к нему. Старик, сидящий рядом с ней, называется ее мужем, а не отцом; но разве, облегчая ему жизнь в прошедшие месяцы, не служила она ему, как, по Конфуцию, должна преданная дочь служить отцу?

Ветер исполнял вариации на ее мелодию и приносил ей запахи ее нового дома: острые запахи лошадей, пыль равнин, заманчивый аромат вареного мяса, приправленного пряностями из ее запасов.

Из юрты вышла Острый Язык, за ней незаметно последовала Ива. Короткий момент хорошего настроения кончился. Девушка инстинктивно оглянулась. Нет, Вугтурой уехал смотреть приплод кобыл. Но он может вернуться к вечеру или завтра: он свободный человек и может ехать, куда хочет. Но Серебряную Снежинку успокаивало сознание, что только сегодня утром Тадикан тоже уехал с отрядом своих приспешников, объявив, что хочет снова навести страх на фу ю.

Навевающие меланхолию звуки флейты смолкли, их сменила брань матери музыканта, ругавшей ребенка за безделье. Серебряная Снежинка кончила свою песню. Беззубой улыбкой и смехом Куджанга побуждал ее начать новую, на этот раз веселую песню пьяных, которую она слышала в Шаньане. Девушка не обращала внимания на раздражение Острого Языка и ее красноречивое притоптывание ногой в фетровом сапоге.

Но это притоптывание все больше и больше ее отвлекало. Она не смела посмотреть, принесла ли Острый Язык свой ненавистный барабан духов, обтянутый страшной кожей, но притопывание напоминает звуки барабана, который бьет в ритме ударов сердца.

Звуки копыт прервали ее задумчивость и песню. Девушка взглянула на шан-ю Куджангу, который должен знать, какие всадники возвращаются в лагерь. Тот напрягся, явно собираясь с силами, чтобы встать и схватить копье. Но потом поморщился.

— Кто может в одиночку скакать по степи? — произнес шан-ю.

Теперь, внимательней прислушавшись, Серебряная Снежинка почувствовала в этих ударах копыт что-то тревожное. Как и подсказал более опытному шан-ю его слух, только один всадник приближался к лагерю; ритм шагов свидетельствовал об усталости лошади и о том, что она нервничает; она спотыкалась, что совсем необычно для лошадей шунг-ню, за которыми хозяева тщательно ухаживают.

— Брат! — Соболь, обладавшая острым зрением степнячки, побежала вперед, пряди волос и кожаные полы одежды летели за ней. Ива сделала неуверенный шаг вперед и остановилась. Никогда не видела Серебряная Снежинка на лице служанки такого горя и ненависти к своей хромоте.

Соболь добежала до спотыкающейся лошади вместе с несколькими старыми воинами. Схватив узду, она повела лошадь к юрте и к шан-ю, который стоял, сжимая копье. Серебряная Снежинка отложила лютню. Она ахнула, рассмотрев Басича.

Некогда сильный и здоровый мужчина, он сильно изменился. Лицо его было изуродовано шрамами от когтей, одна рука привязана к груди. Серебряная Снежинка подавила дурноту, заметив, что рука кажется слишком короткой и кончается грязными окровавленными тряпками.

Увидев ее, Басич высвободил руку и приветственно поднял ее. Это усилие совсем доконало его, он пошатнулся в седле и упал в протянутые руки сестры. Серебряная Снежинка и Ива подбежали. Соболь всхлипнула и подавила слезы.

— Кто это сделал? — спросила она у своего почти потерявшего сознание брата, тряся его за плечи. Ива перехватила ее руки и отвела. — Кто?

Ива сунула Басичу под нос растертые травы, он вдохнул их запах и закашлялся.

— Белый тигр… — прошептал он. — Я бежал.., бродил.., пока не нашел… — Он замолчал и захрипел.

Как ты думаешь, он выживет? — Серебряная Снежинка посмотрела на Иву, надеясь, что та поймет вопрос и успокоит ее. Ива едва заметно пожала плечами и наклонилась, разматывая повязки на руке Басича. Если он прожил так долго после нападения белого тигра, рана не должна воспалиться, хотя известно, что укус большой кошки вызывает такое воспаление. Но Басич очень слаб, особенно для шунг-ню, которые обладают легендарной выносливостью. Если Басич отдохнет, если у него не начнется лихорадка, если он сохранил волю к жизни, можно надеяться.

— Спроси у него, кто это сделал, — настойчиво зашептала она. Служанка, хромая, вернулась к Басичу. При ходьбе она отбрасывала длинную угрожающую тень. Увидев ее, несколько шунг-ню расступились, зазвучал барабан Острого Языка — коротким раскатом грома перед началом бури.