Женский клуб по вторникам - Лиза Бэт Коветц

— Т-с! Нет, я у друга. Но у меня есть машина, ну, вообще-то это машина моей матери, но я могу взять ее и приехать за тобой.

— Можешь привезти ее сюда, — не отставал от нее Билл. — Я достану сыр. Конечно, если ее правда зовут Лакс. Кто мог назвать так своего ребенка? Может, ее родители преподают латынь? Она француженка? Как она выглядит? Она интересная? Откуда она?

— Т-с-с! Слушай, я дома у моего друга Билла. Он живет на Пятой авеню, дом номер 8. Ты можешь приехать сюда? Пентхаус. О, скажешь портье, что ты идешь к достопочтенному Биллу Симпсону. Да, портье очень строгий, особенно после полуночи, но я скажу ему твое имя, и он впустит тебя. У тебя ужасный голос. Нет, конечно, все в порядке. Не-а, мы ничем не занимаемся. Я же сказала: в любое время. Так что приезжай. Билл говорит, что достанет сыр.

— Квинс, — пояснила Брук, захлопывая телефон.

— У тебя есть знакомые из Квинса?

— Всего лишь одна женщина, и она едет сюда. Так что одевайся.

Когда Лакс вышла из лифта и остановилась перед множеством огромных дверей из красного дерева, выкрашенных в кровавый цвет и покрытых блестящим лаком, она была уверена, что ошиблась адресом. Но позвонила и услышала за дверью голос Брук: «Открыто!»

Лакс вошла в квартиру Билла Симпсона и огляделась. Ее глаза округлились от изумления. Это было больше похоже не на квартиру, а на главный офис одного из огромных банков в центре города. В холле висела большая картина, написанная Брук. На ней были изображены двое мужчин в костюмах-тройках, сидящие в противоположных углах большого красивого дивана. Спаниель, лежащий на ковре, преданно смотрел на джентльмена, сидящего справа. Тот, что сидел слева, гладил спящего котенка, свернувшегося клубком у него на коленях. Двое неподвижных, совершенных, красивых мужчин, разделенных метрами превосходной обивки.

— Тебе нравится картина? Эта моя любимая, — обратился к ней Билл, когда ему показалось, что Лакс не сможет самостоятельно оторвать взгляд от полотна.

— Это твой дом, — утвердительно сказала Лакс, все так же глядя на картину.

— Да, сейчас мой.

— И это картина, которую ты купил. Или ее Брук для тебя нарисовала?

— Я купил картину на одной из ее ранних выставок. Просто влюбился в нее. Как ты узнала, что это картина Брук?

— П-ф-ф, — отозвалась она, по-прежнему не отрывая глаз от картины.

Подпись была совсем крошечной, и ее невозможно было прочитать с того места, где стояла Лакс, но после нескольких визитов в студию Брук ее стиль стал для Лакс узнаваемым.

— Так что ты думаешь об этой картине? — поинтересовался Билл.

— Я ничего не понимаю в живописи, знаю только, что большинству людей бежевый цвет нравится больше, чем фиолетовый, хотя, на мой взгляд, это полный бред. В общем, думаю, что человек должен жить там, где ему уютно.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Билл, оглядывая свою роскошную квартиру.

— Я хочу сказать, все это, правда, мило, но все голубые парни из моей школы мечтали переехать куда-нибудь вроде Гринич-виллидж[31], да, или в это место в Род-Айленде[32]. Или это на Кейп-Коде[33]?

— На Кейп-Коде, — ответил Билл пересохшими губами.

— О, — Лакс и не собиралась его тестировать, но тот факт, что Билл сразу же понял, что речь идет о гомосексуальной общине в Провинстауне[34], подтвердил ее догадки. Он либо голубой, либо ясновидящий.

Билл Симпсон был судьей, и, разумеется, его научили скрывать эмоции. Поэтому он просто смотрел на Лакс, а она смотрела на него. Стоя на лестнице и наблюдая за происходящим, Брук рассмеялась.

— Билл не голубой, Лакс, — сказала она, но шестеренки в ее мозгу начинали лихорадочно вращаться.

«Лакс только что назвала Билла гомосексуалистом, — думала Брук. — В следующий раз она назовет его кокер-спаниелем».

— Нет? Боже, я прошу прощения. Я, ох, Боже, я не много таких парней встречала, ну не знаю, ну, которые выглядят так же ухоженно, как ты. И, ну, держатся так же прямо, как ты, — заикалась Лакс, чувствуя себя так, словно пришла сюда в туфлях, по дороге вляпавшись в них в собачье дерьмо. Но ей казалось, что парень Брук все-таки голубой.

— Не переживай, — успокоил ее Билл.

— Ладно. Я Лакс.

— Уильям Брэдли Симпсон IV, познакомься с Лакс Керчью Фитцпатрик, — произнесла Брук, воображая столкновение эксцентричной Лакс с чопорным консервативным Биллом. Билл — голубой? Как странно, что Лакс это сказала.

— Lux et Veritas? Твой отец учился в Йеле[35]? — спросил Билл.

— Нет, — ответила Лакс.

— Тогда, может, твоя мама?

— А что она?

— Она посещала Йель?

— Нет. Она из Джерси, но окончила среднюю школу имени Томаса Джефферсона в Восточном Нью-Йорке, потому что они переехали туда, когда умер мой дедушка. Она до сих пор считает себя девушкой из Джерси. Забавно, правда?

— Хм. Да.

— Слушай, а ты знаешь, что значит слово «Лакс»? — спросила она у Билла.

— Да, — радостно отозвался Билл, ожидая, что она сама ответит на свой вопрос.

— Что оно значит?

— О, — засмеялся он, застигнутый врасплох, — оно означает «свет» по-латыни. А фраза «Lux et Veritas» переводится, как «свет и истина». Это девиз моей альма-матер — Йеля. И именно поэтому я думал, что твой отец тоже учился в Йеле.

— Школа Томаса Джефферсона. Тоже.

— А Керчью? — Биллу по наследству досталась вежливость его бабушки. — Это фамилия?

— Такой звук человек издает, когда чихает, — рассеянно ответила Лакс, скользя взглядом по другим картинам и стеллажам с книгами в соседней комнате.

Пораженный Билл провел ее в гостиную, предложив удобные тапочки, халат и хороший крем для кожи, чтобы снять раздражение, вызванное дешевыми платками и слезами.

Они устроились на кухне, и Лакс все рассказала им. Она начала свое повествование с конца — с того момента, как ее бросили. Потом последовал рассказ об ужасном сексе, а уже потом — про юридические документы. Временная шкала окончательно сбилась, когда Лакс начала рассказывать Биллу и Брук о Карлосе, Джонелле и недвижимости тетушки «просто-тетки». Билл открыл рот в изумлении, когда Лакс продемонстрировала свой искалеченный мизинец. Брук взяла ее за руку и согласилась, что по отношению к ней Тревор вел себя совершенно по-свински, не упоминая о том, что понимала и позицию Тревора.