Не уверен - не умирай! Записки нейрохирурга - Павел Рудич

– Женщина! Сколько вам можно говорить?! Ваш муж три дня как умер, а вы ему все передачи носите! Как «где?». В морге! Нет, в морге передачи не принимают.

Как пройти в морг? Значит, так: выйдете от нас и сразу – направо. Идете до одноэтажной развалюхи. На ней написано «Кухня». Обходите ее и тут же, сразу за помойкой, – еще одна развалина с закрашенными окнами. Вот это морг. Не перепутайте.

Нет! Никого в морге благодарить не надо. Там платить надо. За что и сколько – скажут.

Что значит «Уже платила»? За операцию? Ну так ведь вашему мужу операцию сделали? Сделали. Значит, деньги – отработали.

Говорите «Умер от операции, так, может, деньги вернут, чтоб на похороны и поминки хватило»? Насмешили, ей-богу!

И не от операции он умер. Вы ведь сами говорите, что умер на третий день. Вот если бы умер в течение суток после операции, тогда да… Было бы о чем говорить. И то не вернули бы ничего. Можете мне поверить. Насмотрелась я здесь!

Посидите-ка лучше тут у меня, в уголочке. Сейчас корвалолу накапаю.

Есть у нас крупный медицинский начальник. Доктор наук (медицинских, естественно), орденоносец и большой мудак. Сами знаете, как это бывает. Живет себе хороший врач и отличный семьянин, пользуется уважением, потеет под белым халатом, а потом – раз и в дамках: становится волей судьбы и слепого случая, а то и за взятку – Большим Начальником. И тут же исчезает веселый собеседник и верный собутыльник и образуется выше обозначенный мудак со всеми своими мудакскими функциями.

Нашего – назовем Иваном. Многие годы он был заведующим нейрохирургическим отделением. Иван имеет форму шкафа и пальцы в виде сарделек. Будучи ещё живым, наш великий нейроофтальмолог Генрих говорил, бывало, с тоской, затягиваясь «Примой» и сплевывая табачные крошки, о пациенте, которому Иван предложил оперироваться: «Больному угрожают сардельки!»

Очень скоро Иван решил, что в нейрохирургии он уже достиг всего, чего хотел, и решил податься в начальники. Сказано – сделано: Иван возглавил здравоохранение нашей епархии.

И у нас же в больнице работала женщина-хирург Ульяна. Удивительно красивая как женщина и не менее удивительная дура как хирург: то кровь не ту перельет, то больных перепутает и не того возьмет в операционную, то ногу не ту отпилит по дежурству. И все ей как-то с рук сходило! Я всегда такому удивляюсь. Бывает, что не так на больного посмотришь, и уже через день тебя тащат в прокуратуру! А Ульяне – все нипочем!

Однажды ее как консультанта сбросили с вертолета на большую плавбазу в Баренцевом море (дело происходило в одном портовом городе.). Там Ульяна прооперировала в судовом госпитале моряка с дыркой в желудке (прободной язвой). В протоколе операции Ульяна изложила свою версию операции: наложила, мол, швы на язву, а сверху, для пущей герметичности, подшила к месту ликвидированной дыры прядку жирового «фартука» брюшной полости – сальника. Больному не полегчало, и его через три дня доставили в нашу больницу с клиникой разлитого перитонита.

Повторно прооперировали и увидели, что сальник подшит к здоровому участку стенки желудка, а язва – вообще не ушита: зияет в желудке дыра и хлюпает зеленым едким соком. Грянул скандал. Ульяну трясли и сношали на всех уровнях, и дело шло к тому, что светил ей срок и прочие бесплатные удовольствия. «Что ж ты, тра-та-та такая, там ушивала?» – возмущалась врачебная общественность. Ульяна сокрушалась и тупо твердила в ответ, что сделала она именно то, что описала в протоколе операции.

А потом – раз! – и пошло все на спад. Как-то потихоньку, незаметно тучи над Ульяниной головой рассеялись: о суде уже никто не говорил, прокуроры завяли и на допросы докторицу таскать перестали. Объявили Ульяне выговор, и ушла она в длительный отпуск с последующей специализацией в Москве по экстренной хирургии брюшной полости.

И вот однажды, в тесной компании всяческих хирургов с Иваном во главе стола, завели мы разговор про непотопляемую Ульяну. Иван помалкивал и хмурился, а потом сказал стеснительно:

– Это я ее, ребята, во всех случаях отмазывал!

И рассказал такую историю. Поступал Иван в медвуз на льготных основаниях, как рабочий-пролетарий и отслуживший армию. Сдавали они вступительный экзамен по физике письменно, и Иван не знал по своему билету ровным счетом ничего. Сунул он в отчаянии свой билет девушке-блондинке, которая свое задание сделала за десять минут и с любопытством посматривала на потеющего здоровяка Ивана. Девушка и Иванов билет разъяснила в момент, и Иван успел оформить все своим почерком. В результате Иван получил «пять» и поступил в институт, а девушке-отличнице закатили трояк, и она убыла в неизвестном направлении, обливаясь слезами.

– Тогда установка была: брать в медицинский ребят, отслуживших в армии и с биографией, – пояснил Иван.

И вот через много лет эта девица, а теперь уже – женщина-хирург приехала в наш город в надежде заработать длинный рубль.

Иван рассказывал дальше:

– Как я мог не принять ее на работу?! Я ведь тогда в мед в третий раз поступал и решил, что, если не поступлю – плюну на всё и пойду в Горный институт! Кем бы я сейчас был, не помоги мне эта Ульяна тогда? Сейчас я и доктор наук, и начальник, а мог стать простым маркшейдером и пить горькую после смены на руднике Каула– Котсельваара! А Ульяна потом еще много лет мыкалась в санитарках и пять раз поступала в мединститут.

Ну а потом она то в одно дело вляпается, то в другое… Гнать ее, конечно, надо было, но я как вспомню ту девочку, что помогла стать мне человеком, так и остыну… То там переговорю, то сям… Женьке-прокурору позвоню, генералу нашему милицейскому брякну. Выручали. Куда они без медицины, козлы вонючие. У кого спина, у кого жена с грыжей в одном месте.

Пьяный завтравмой Сенкевич заржал:

– Лопух ты, Иван! А я-то тебе завидовал! Думал, что ты с ней спишь! А ты, ученый хренов, еще в юности плагиатом не брезговал! Ты уж нам вот что расскажи. Кто тебе кандидатскую и докторскую писал?!

Однажды мы с нашим неврологом осматривали больного в тюремной больнице. Пока я этого больного оперировал, хлебосольные хозяева невролога напоили. Потом он «добавил», когда стали угощать меня, декомпенсировался и потерял выданный ему на КП при входе в тюрьму корешок пропуска!

Начальник медсанчасти тюрьмы погрустнел и объяснил, что проще всего невролога теперь оставить в тюрьме и ожидать приезда начальника ОЮ 137/23: все равно на КП не выпустят и закроют в «холодную» до приезда того же начальника.

– А у нас тут тепло. Постелим в ординаторской, едой обеспечим. Девочек не обещаю, но ЗК в больничке смирные. С ними телевизор посмотрите в холле. А через три дня начальник вернется. Хорошо отдохнете, не сомневайтесь!

У больных с черепно-мозговой травмой часто бывают психозы. Дело обычное: пьет себе человек день, два, неделю, месяц и от слабости падает на голову. Тащат его к нейротравматологу, начинают лечить: постельный режим, берегут от сквозняков, дают полезные лекарства с недоказанным действием и с просроченным сроком годности. Водки категорически не дают. От всего этого больной и выдает психоз.