Рим. Книга 1. Последний легат - Шимун Врочек

Положила глаз. Хм-м. Глаз… Глаз?

Я хлопаю в ладоши. Раб откидывает занавесь. Сонный, ленивый.

— Господин? — Он склоняет голову, ждет приказаний. Или спит на ходу — толком не разберешь.

— Передай преторианцам, что мы отправляемся в Ализон через час. Пусть будут готовы.

— Слушаюсь, господин.

Раб исчезает. Когда занавесь за ним перестает колыхаться, я выуживаю из ворота амулет, кладу на ладонь. Серебристая фигурка, обмотанная цветным шнурком, чтобы можно было носить на шее, отражает свет — куда там бронзовому зеркалу.

Она сделана очень искусным мастером. Птичка Воробей. А у германца по имени Стир — Бык из такого же металла. Я против воли вспоминаю, как германец выдергивал гладиатору конечности — легко, почти не напрягаясь. Р-раз! И готово. Капли крови, летящие над ареной, — почти черные… м-да.

Разные глаза и чудовищная сила — какой из этого вывод? А, Гай? Правильно. Я для интереса пробую поднять зеркало одной рукой. О боги. Потом двумя. Тяжеленное. Пальцы скользят по полированной поверхности. Мне удается приподнять зеркало на ладонь от пола.

Нет, моя сила с фигуркой не связана, похоже.

Трудно оставаться равнодушным к богам, когда так хочется поверить. Кто из обитателей Олимпа благословил меня? А сначала — Луция? А потом, видимо, — германца Стира?

Забавно быть любимцем богов. Особенно если эти боги — подземные. У греков Воробей — птица Плутона. Душеводитель. Я смотрю на фигурку. О Плутон! Я принесу тебе в жертву черного ягненка… Знать бы еще — зачем?

— Господин, — занавесь поднимается, там ленивый раб. — Они сказали, что лошади сейчас будут готовы.

Я киваю. Хорошо. Пора ехать.

* * *

Я натягиваю повод, лошадь идет шагом. Преторианцы Квинтилия Вара следуют за мной вереницей, зевают, негромко переговариваются. Деревья шумят. Зелень вокруг — северная, особый оттенок зеленого, очень светлый — на грани с желтым.

Туман уже улегся. Воздух прозрачный. Поворачиваю голову и вижу, как мимо, покачиваясь, проплывает огромное дерево — древнее, вылепленное из местной толстой коры. Листья резные, видны до мельчайших деталей. Красиво.

Германия. Я что, начинаю привыкать?

Через несколько часов мы оказываемся у города. Ализон изначально строился как зимний лагерь легионов, так что он в точности повторяет лагерь Семнадцатого — те же рвы, окружающие город по периметру, те же стены и сторожевые башенки, те же улицы и расположение главных зданий. Только все немного крупнее — Ализон рассчитан на три-четыре легиона разом.

На въезде в город я замечаю у входа в казарму знакомую фигуру. Очень знакомую. Человек стоит, задумавшись, облокотив руки на перила. Я приказываю преторианцам подождать, сам подъезжаю к казарме. Он смотрит на меня снизу, подняв брови. Удивлен?

— Легат? — в голосе легкое замешательство.

— Доброе утро, центурион.

У Тита Волтумия покрасневшие опухшие глаза. Он что, вообще не ложился?

— Вам надо больше спать, старший центурион, — говорю я.

— Да, легат. Вы правы, легат. Конечно, легат.

Старший центурион выпрямляется, смотрит на меня с прищуром. Насмешливый. Непрост центурион, ох, непрост… Но, кажется, я хотел узнать мнение человека, которому можно доверять?

— Центурион… какого цвета у меня глаза? — смотрю на него сверху вниз.

Волтумий щурится, моргает.

— Э… что вы имеете в виду, легат?

— Не волнуйтесь, центурион, я не собираюсь за вами ухаживать. Я не по этой части. Мне нужно знать… в общем, отвечайте на вопрос.

Он смотрит озадаченно.

— Карие, кажется, — говорит он неуверенно. — С серым, нет?

— А если внимательнее?

Центурион задирает голову, смотрит мне в лицо. Глаза его расширяются. Понял, похоже.

— Как это? — говорит Тит Волтумий. — То есть они… ну, разноцветные, как у вашего…

— Как у моего брата, — заканчиваю я фразу. — Что я и хотел узнать. Спасибо, Тит. Да! И еще, центурион…

Тит поднимает голову.

— Легат?

— Вы понимаете германский?

Центурион окончательно сбит с толку. Лицо его странное.

— Немного. То есть я вполне могу объясниться с местными, но понять германца из дальнего племени мне будет сложновато… Но, — добавляет он, видимо, чтобы совсем меня не разочаровать, — если понадобится, я могу допросить пленного. И, клянусь задницей Волчицы, он заговорит на латыни.

— На латыни?

— На чистейшей, легат.

Я поднимаю брови, смотрю на центуриона. Человек-загадка. Какие еще бездны откроются мне в нем?

Конечно, варвар заговорит. Уж в этом я ни капли не сомневаюсь.

Обычно допросом пленных занимаются спекулаторы — особые люди принцепса, «мулы» их не слишком любят. Разведка, дознаватели и шпионы. И пыточных дел мастера, если надо. Но любой солдат должен уметь выведать у пленного, где находятся спрятанные ценности.

Рассказывают: когда у одного «мула» украли ночью сумку с деньгами, он так расстроился, что в следующей атаке первым вошел в неприятельскую крепость. Получил крепостной венок и денежную награду. Когда полководец, впечатленный его подвигом, предложил герою так же войти в следующую крепость, то храбрец в ответ похлопал по туго набитой сумке с золотом. «Зачем, когда мошна полна?» — спросил он по легенде. Полководцу осталось только развести руками.

Храбрость и алчность — две основные добродетели римского солдата.

— Понятно, — говорю я, чтобы что-то сказать. — Хорошо, Тит. Не уезжайте пока из города. Я вас найду.

Центурион кивает.

Все будет хорошо, думаю я, поворачиваю коня. Даже если не будет.

* * *

На улицах блестят лужи. На пороге храма Марса — раскрашенные охрой колонны, каменные ступени — сидит воробей. Пока я проезжаю мимо, он смотрит на меня крошечным черным глазом. Чвирк! — и улетает.

Мол, Плутон не спит, Гай. Смешно.

Дворец Вара.

Я отдаю коня рабу, лохматому молчаливому фракийцу. Киваю преторианцам, спасибо, и вхожу в дом Квинтилия Вара. По привычке читаю на полу вестибула надпись, выложенную черной мозаикой: «Пещера собаки». Рядом мозаичное изображение черного пса, больше похожего на Цербера родом из Преисподней. Язык его — длинный, как змея, — торчит из оскаленной пасти. Морда зверская.

Что-то вроде «добро пожаловать».

Гул голосов. Прохожу в атриум. Здесь сегодня много народу. Несколько германцев громко спорят между собой — шумные, волосатые варвары. Некоторые в шкурах. От них пахнет зверьем. По другую сторону, стараясь не замечать гемов, беседуют несколько римлян и италийцев. Это торговцы и местные чиновники. Они все — клиенты Вара.