Проект "Мегаполис" - Александр Трапезников

Экуменисты, предупрежденные Сергеем, наоборот, застыли в своих креслах, не понимая, что происходит.

— Прежде всего угодно вручить вам этот хилый цветок от восторженной паствы, — ответил Днищев, одной рукой протягивая гладиолус, а другой ухватив отца Назария за причинное место и сжимая его мужское достоинство в кулаке. Тот взвыл от боли, но дернуться не решился. — А во-вторых, угодно узнать, где в сей момент находится Света Муренова? Только прошу вас, падре, хорошенько подумать, прежде чем наврать: я уйду, но то, что останется в кулаке, выброшу в урну где-нибудь по дороге.

— Она… на трудотерапии, — скрипнул зубами отец Назарий: благоразумие не покинуло его даже в такие критические для здоровья мгновения. — С сегодняшнего утра… Станция Семхоз по Ярославской дороге… Большой желтый дом… всякий… покажет. — Слова давались ему с трудом.

Толстяк протестант попытался было подняться, но Сергей, не оборачиваясь, лягнул его пяткой по коленной чашечке. Остальные сидели смирно, только лупоглазый католик усердно двигал челюстями, стараясь разжевать застрявший кусок мяса.

— Я почему-то вам верю, хотя вы и страшный враль, — произнес Днищев. — Значит, Семхоз, неподалеку от Сергиева Посада? К святым местам подбираетесь, месье Конопля?

Прозвучавшая кличка заставила отца Назария поморщиться еще сильнее. Он уже догадался, что с ворвавшимся сюда психопатом лучше разойтись полюбовно. По крайней мере сейчас. А там видно будет.

— Пошлите голубка с весточкой в эту богадельню, чтобы Муренову отпустили домой, — продолжил Днищев. — Так будет удобнее для всех нас. Потому что, как вы уже, наверное, заметили, я парень тихий и очень мирный, но, «если мне в седьмом часу не поднесут стакан имбирной», я все здесь на хрен разнесу… Это стихи. Вы любите поэзию? Ладно, о Пастернаке поговорим в следующий раз. А сейчас тороплюсь: в Останкинском пруду меня ждет подводная лодка.

Сергей отпустил отца Назария и пошел к двери. Но на пороге остановился, словно вспомнив о чем-то.

— Да, продолжайте, пожалуйста, чревоугодие, прошу вас, — повернулся он к экуменистам. — У нас с Коноплей свои разборки. А вы все тоже возглавляете какие-то секты? Бр-р… Ну и рожи, извините, прости меня, Господи! Права народная пословица: «Бог шельму метит». Засим прощайте!

Сергей пробежал по коридору, быстро спустился по лестнице, вышел во двор. Подойдя со спины к стражу около калитки, он вышиб из-под него стул и, пока тот барахтался на земле, отодвинул щеколду на двери и выбрался на Новую Басманную.

Приближаясь к дому, Сергей еще издали увидел маячивших за деревьями Мишку-валютчика с компанией. Они явно подкарауливали его, коротая время за пущенной по кругу бутылкой. Ему удалось даже разглядеть, что они пили — польский «Белый орел», который дурил мозги не хуже проповедей отца Назария. «Надоели, — подумал Днищев. — Вернуть им, что ли, сто долларов, чтобы отлипли?» Драться ему больше не хотелось, да и устал порядочно после всей круговерти дел.

Снова нехорошо кольнуло в сердце. Не так сильно, как ночью, но все равно нехорошо, остро, словно настойчиво предупреждали о какой-то грозящей опасности. От кого? В чем она таилась? Не в этих же оглоедах, передающих из рук в руки бутылку? С ними он, даст Бог, справится. Но кто же тогда нанесет ему единственный, смертельный удар в сердце — женщина, мужчина, невидимый, но уже народившийся на земле зверь, с которым он призван сразиться? Не тот ли, чью волю исполняет отец Назарий? И Рендаль, и Гуслярский, и Савва-«шейх», и наверняка Герман, да и бывший генерал КГБ Василий Федорович, а возможно, и Алексей Алексеевич — этот странный человек с Чистых прудов? А может быть, тот зверь сидит в нем самом и терпеливо выжидает момент, когда душа его даст трещину, когда крепость духа падет и рассыплется в прах?

Внимание Днищева привлекла и вишневая «тойота», застывшая возле подъезда. Он узнал эту машину: именно на ней несколько дней назад к нему приезжала Полина. Завтра, двадцатого августа, в воскресенье, назначен вернисаж-вечеринка на ее даче. Сергей вспомнил оставленный ею адрес и усмехнулся: забавно порою судьба сплетает в одном месте разных людей, даже не подозревающих, что кто-то один объединяет их всех, как стержень, на который наброшены кольца. Ведь дача Полины находится в Хотькове, а совсем рядом, в Семхозе, томится Света Муренова, а еще дальше — в Сергиевом Посаде — во вторник ждет Днищева Герман со своим цирком-шапито. И что уж совсем забавно, на этом же направлении назначена встреча с Рендалем: эстонец должен передать деньги на пятидесятом километре Ярославского шоссе. Так получилось, Сергей сам выбрал этот пустынный участок дороги, просматриваемый с холма, где можно удобно спрятаться. Он и не предполагал тогда, что столь многое сойдется на относительно небольшом пространстве почти в одно и то же время. Но Днищев пока не знал, может быть, самого главного: База, о которой сообщил ему в приватной беседе Алексей Алексеевич Кротов и на которой все было готово к приему «гостей» — восьмерых исполнителей проекта «Мегаполис», вызревшего в недрах Организации, — также находилась в координатах Ярославской железной дороги, в десяти километрах от Троице-Сергиевой лавры. И для Днищева там уже была оборудована специальная комната…

Сергей еще раз взглянул на вишневую «тойоту». Подойти к ней, оставшись незамеченным компанией Мишки-валютчика, было невозможно. «Опять придется лазить по чердакам!» — с тоской подумал Сергей. Он обогнул дом, вошел в последний подъезд и поднялся на верхний этаж. Затем выбрался по лестнице через люк на крышу. Подойдя к каменному бордюру, он глянул вниз, плюнул, но в Мишкино воинство не попал. Спустился в свой подъезд на восьмой этаж и позвонил в Люсину квартиру.

— Ну, здравствуй, бегун, — сказала молодая женщина и, оглянувшись назад, тихо добавила: — Сегодня нельзя, Паша из рейса вернулся.

— Какая досада! — солгал Днищев. — Ладно, зайти хоть можно? Я по делу.

За столом, уставленным тарелками, наворачивал густые щи шофер-дальнобойщик — плечистый бугай в майке.

— Ситдаун, плиз! — выразился он. — Водку будешь?

— Из горла, — согласился Сергей. — Паша, отпусти Люсю на пять минут. Там внизу ко мне девушка приехала на «тойоте», а рядом типы караулят. Пусть сходит узнает, что ей надо, и приведет к Савве.

— Так давай сами спустимся, морды им начистим? Я сейчас свою монтировку поищу, где-то она тут, под кроватью, валялась.

— Не надо, пускай загорают. Зачем доставлять им удовольствие!

— Как хочешь. Люся, топай вниз! — скомандовал муж.

Разлив по стаканам водку, Паша похвастался:

— Она у меня исполнительная: что скажу, то и сделает. Видишь, как побежала?

— Я заметил, — согласился Сергей.

Они чокнулись, выпили, и Днищев, глядя на простодушное лицо соседа, подумал: «Ну чему же ты радуешься, милый? Сейчас она любит тебя, глаз не сводит, кормит — вон сколько котлет нашмякала, а уедешь в рейс — и прощай-прости. До следующего свидания. У женщин слишком короткая память. Они не могут быть хранительницами домашнего очага, потому что, когда остаются одни, всегда начинают искать себе нового хозяина».