Когда-нибудь никогда - Анастасия Зарецкая

Несколько секунд отец молчал. Потом признался:

– Просто узнать, как ты.

В этот момент мое затуманенное сознание решило поставить ультиматум: либо я все расскажу отцу сейчас, либо уже никогда. Я выбрала первое. Сказала:

– Я случайно встретилась здесь с матушкой. Разговаривала с ней.

Отец задумался. Потом выдал:

– Не причастен ли к этой встрече, косвенно или прямо, твой знакомый белый, некий Синицын Ярослав девятнадцати лет от роду?

– Косвенно причастен… Откуда ты знаешь?

Отец всегда умел меня удивлять.

Но то, что он прекрасно знает, кто есть такой Яр… И об его связи с матушкой… Даже мне было дико это слышать.

– Неплохо знаком с его очаровательной бабушкой, Валентиной. Впервые встретились на задании, тогда же я и узнал все. Четыре года назад. Такой же зимой.

– И ты все это время знал о моем знакомстве с Яром?

– Верно. При том от самой Валентины. Когда приехал за тобой к Наташе и вспомнил, что Валентина живет здесь.

Я пнула попавшийся под ноги снежный комочек.

– Почему не рассказ мне?

– О, – если бы отец стоял передо мной прямо сейчас, я бы увидела, как он качает головой. – Это был не мой секрет. И я не имел права им делиться.

Впрочем, поспорить с отцом нельзя было.

Я ведь сама из тех, кто предпочитает не рассказывать доверенные мне тайны кому попало. Да я никогда и не спрашивала… У отца? Про Яра? У моего отца про какого-то там белого?..

Но, тем не менее, отец все знал.

А я опять оказалась в пролете.

Почему же он ничего не предпринял?

– А что насчет матушки? – поинтересовалась я. – Ты… – сделала глубокий вдох. – Ты смог ее простить?

Мы никогда не говорили с отцом об ее уходе. Даже тогда, почти восемь лет назад, когда я вернулась с лагеря и не обнаружила ее. Но теперь… Время меняется, верно? Значит, меняться должны и внутренние установки, как бы сильно этого не хотелось.

– Смог.

Одно-единственное слово – но по сердцу будто прошлись остро заточенным лезвием. Душа возмущенно сжалась. Я переспросила:

– Смог? Но ведь… Она ушла. Предала нас. Бросила. Как можно ее простить? Она же не заслуживает ни капли уважения, ни моего, ни твоего… Как же простить ее?

Отец вздохнул.

Ему явно не нравилось направление, в которое свернул разговор. А все потому, что отцу до сих пор больно. Я ведь знаю.

– Ты можешь не уважать меня. Можешь относиться ко мне плохо – что же, это будет твоим решением, на которое я не собираюсь никак влиять. Но относиться плохо к матери я тебе не позволю. Она сделала для тебя все возможное.

– Единственное, что она сделала в моем отношении – бросила.

Из-за поворота появился угол общаги, и я замедлила шаг.

Вздох на том конце повторился.

– Если бы все было так просто, Яна, мы бы давно уже жили в утопии.

Я разнервничалась ещё больше.

– Так расскажи мне, в чем дело! Я уже не та одиннадцатилетняя девочка, которая не обнаружила матушку, когда вернулась. Что я должна знать ещё?

– Всему свое время. Будь терпеливой.

– Судя по всему, последние девятнадцать лет в мире царит время лжи. И да, – добавила я, – со мной все просто прекрасно, ты зря беспокоился.

И прекратила звонок.

Остановилась возле двери в общежитие. Прикрыла глаза, которые вдруг начали подозрительно щипать. Постояла так несколько секунд, приходя в себя.

Я ведь самой себе пообещала, что мою слабость никто не увидит.

Так почему же я демонстрирую ее всем так часто?

Прежде чем заблокировать экран, я скользнула взглядом по сообщению, пришедшему пятнадцать минут назад, как раз в то время, когда я вела задушевные беседы с Матвеем.

Надо же. Тоже что-то почувствовал?..

«Привет, Яна. Мы сможем встретиться вновь в ближайшие дни?»

Экран потух.

Этим вечером ответа Яр так и не дождался.

Утро я встретила сообщением от Эммы. А также невыполненным домашним занятием к сегодняшнему семинару – уснула почти сразу, как вернулась после празднования и пары веселых разговорчиков. Но, в общем-то, это уже стало для меня привычкой – учеба отошла на второй план.

«Привет! Это та самая волшебница из больницы. Ха, прикольно звучит.

Если буду тебе нужна, пиши сюда. Или если не буду – так, просто станет скучно. Что насчет меня и всего этого расследования: больше никто не приходил, сижу и грущу. Жду, пока выпустят. Если не дождусь, то сбегу, вот правда. Надеюсь, у тебя все веселее».

На фотографии профиля – сама Эмма верхом на серебристом байке. Волосы парят позади, один глаз прищурен, язык высунут. А на фоне – бесконечное лето: зеленые холмы с сизыми верхушками, солнце и мокрый темно-серый асфальт. Красиво.

«Привет, Эмма», – ответила я почти сразу же. Задумалась. В голове пульсировало безумное предположение, и я очень сильно сомневалась: стоит его озвучивать или нет.

Потом решилась.

«Можешь, пожалуйста, сказать… Какие-нибудь запахи – ты их чувствовала? В тот момент, когда он приблизился к тебе?»

– Ты помнишь, что нам нужно в универ, Яна? – полюбопытствовала Марина, проходя мимо моей кровати в куртке. Я вздрогнула и выронила телефон. Тут же подняла его, чтобы проверить время. Ужаснулась и стала собираться ускоренно, но все равно опоздала.

Как раз-таки на семинар.

Сразу же меня вызвали к доске. И через минуту завалили. Первая двойка в этом семестре. Прекрасное достижение… Впрочем, пока не грустно. Грустить буду ближе к сессии.

Телефон я решила проверить только во время пятиминутного перерыва.

Эмма ответила.

Ее ответ меня не вдохновил.

«Ох, я очень далека от парфюмерии и нюхач из меня никакой. Так что в тот момент я совсем об этом не думала. И сомневаюсь, чтобы что-то можно было почувствовать через куртку. Нет. Навряд ли. А что такое?»

«Так, глупость», – напечатала я в ответ.

Минус предположение. А ведь такая красивая получалась теория… И – одновременно с этим – невероятно ужасающая хотя бы потому, что я стояла на грани.

Но теперь у меня остались лишь предположения и подозрения.

А строить на них обвинения, как бы я не доверяла своей душе, глупо. Да и алкоголь поспособствовал… Будь я с ясной головой (если мою голову хоть когда-нибудь можно назвать ясной), кто знает, что я ощущала бы в таком случае?..