Тени за холмами - Антонина Крейн

— Начали! — рявкнул Пнивколено, перевернув огромные песочные часы на границе поля.

И мы начали.

Один из “чертополохов” запулил в меня твердым тринапским мячом. Я поймала его и с низкой подачи отправила к воротам противника.

На поле мгновенно разгорелась борьба… Игроки гоняли несчастный мяч кто во что горазд, попутно немилосердно избивая друг друга. Кадия особо усердствовала — снимала стресс.

У меня была иная задача — полное достоинства “соло” подающей. Ну. Про “полное достоинства” я себя утешаю. Ненавижу эту роль, но на тренировочных играх всё распределяется жеребьевкой.

Мне надо было трижды оббежать поле: по кромке раскиданы магические препятствия — и потом вернуться на свой стартовый пригорок (отсюда и пошло название игры). Пока я буду бежать, обе команды постараются забить мяч — хоть в чьи-нибудь ворота. Если я добегу, а мяч все еще на поле — “Чертополохи” получат очко. Решающее, учитывая что счет — “пять-пять”.

Я побежала…

Круг первый. Все под контролем. Длинноносая Лайба из “Клевера” попробовала зацепить меня лассо, но тотчас получила битой по шлему от Кадии и рухнула, как подкошенная. Я перепрыгнула лужу с зубастыми жабами, проигнорировала иллюзорного медведя и козочкой перемахнула через натянутые козьи кишки.

Круг второй. Коренастого «чертополоха» Данго уронили подле судейской трибуны и теперь дружно бьют шипастыми тапочками — смельчак спрятал мячик где-то под пузом. Очень зря. Пнивколено с ногами забрался на судейскую тумбу, гневно потрясает рупором и орет. Вот только не «Угомонитесь!», как следовало бы, а «Вставай, слабак!». И смеется. Очень громко, по-эльфийски заливисто смеется, сверкая черными глазами со сплошным зрачком…

Круг третий. Мои лёгкие разрывает от нехватки воздуха. Гадкие препятствия усложняются — я все время уклоняюсь от летучих саблезубых тварей, подныриваю под хлещущие ветки не пойми откуда выросших тополей и высоко задираю колени, чтобы ягодные жрали — сколько клыков, небо голубое! — не откусили мне пальцы на ногах…

Все. Впереди последнее препятствие. Невероятно гуманное по тринапским меркам — просто заборчик. А за ним — мой милый пригорок.

… Вот зря я прогуливала тренировочные матчи! Как это же весело — выигрывать!

Я хорошенько разогналась и правой рукой оперлась о деревяшку, перепрыгивая забор, как вдруг… Иссини-черная бумажная птичка, вереща, врезалась мне в лоб.

— Чтоб тебя! — ахнула я, теряя равновесие и с грацией мешка с картошкой заваливаясь обратно, в лужу с грязью, кропотливо выращенную стадионными магами. Мне на ноги тотчас заползли слизняки-бакланы.

— Чик-чирик! — безмятежно ответила ташени, разваливаясь у меня на груди.

«Тинави, найди меня во Дворце, как освободишься» — гласили белые буквы на черном фоне.

На поле, меж тем, раздались дикие вопли: смесь ликующих «ура!» и трагических «не-е-е-ет!». Я обернулась.

Эх… Вражеская команда забила мяч в ворота. Мастер Пнивколено одной рукой колдует лечащее заклинание для Данга, второй переворачивает табличку со счетом. «Пять — шесть». У ворот “Клевера” уже вспыхнула традиционная пост-игровая драка. В воздухе замелькали лассо, биты, среди криков боли и радости я разобрала улюлюканье Кадии…

Кряхтя, я поднялась и, истекая грязью, мрачно потопала к раздевалке. Если повезет — успею переодеться и свалить до того, как дорогие сокомандники вспомнят, что моей вины в нашем проигрыше чуть больше, чем хотелось бы.

Как же неприятно проигрывать…

Чувствую, еще месяц на тринап не приду.

Окно дискурса — запомните это словосочетание. С его помощью можно укоренить любую идею как в обществе, так и у отдельного индивида. Даже самый «немыслимый» предмет вы сумеете постепенно превратить в «нормальный». Начните с того, чтобы просто упоминать запретную тему, вскользь показывать ее объектам — с участием других…

Лекция по психологии на факультете Ходящих,

Пик Волн, Шэрхенмиста

Я нашла Полынь у дворцового пруда.

Ловчий сидел на мостках, спустив ноги к воде, и кормил желтобрюхих карпов. Рыбы неловко сталкивались боками, всё еще подмороженные после зимы. Представляю их чувства! Два месяца они торчали подо льдом, не видя ни света, ни звёзд через толщу белёсых кристаллов; никакой тебе нормальной еды, скучно, тоскливо; все сбились в пугливую группу на дне и напряженно ждут… Потом, ура, потолок начал таять, скалываться толстыми пластами (весна в Шолох приходит гамбитом: за неделю совершает победный рывок в двадцать градусов, расплачиваясь кем? Правильно, горожанами с мигренью).

И вот уже карпы высылают разведчика — что там, на планете постапокалипсиса? — потом подтягиваются сами, заслышав восхищенное “буль-буль”. И оказывается, что мир вовне — странное дело! — такой же, как был до Ледовой Вечности.

Те же ивы зеленятся, пританцовывая на берегу; те же белые башни посвёркивают в лучах солнца, тянутся к облакам в невзаимной любви; тот же лохматый, увешанный браслетами и бусами мужчина смотрит на рыб с усмешкой и, приложив палец к губам — это будет наш секрет — скармливает им превосходнейший лавандовый эклер.

Главарь карпов крутит блескучим хвостом и оборачивается к стае:

— Кажется, в ИХ мире не случилось ничего серьезного. Кажется, они НЕ пережили того, что пережили мы. Мы должны поведать им о Ледовой Вечности. Отец моего отца говорил, что это не впервые. Давайте предупредим их. Но сначала покушаем.

И карпы, чавкая, едят эклер…

И когда по воде бежит круг от последней сахарной фиалки, и Полынь встаёт, отряхивая мантию от крошек, жители пруда беззвучно распахивают рты ему вслед:

— Эй! Погоди! Мы хотим предупредить тебя, человече! Холод придёт в твой дом!

Но Полынь уже не видит… Он, прикусив губу, смотрит на меня. И откровенная математика в этом взгляде заставляет меня забыть об альтруистическом порыве карпов и поперхнуться фразой: «Ты б обернулся, вон, к тебе миссионеры Льда».

— Полынь?..

Ловчий перевёл взгляд на часы:

— Так. Ты пришла быстро. Отлично. Иди за мной, я Покажу.

— Что ты там высчитываешь? Что случилось?

— Как всегда, катастрофа. Нужно помочь одному человеку.

И, запершись в молчании, он упрямо пошел ко Дворцу.

* * *

Пять минут спустя мы стояли в его каморке.

Полынь уверенно поскользил к дальней двери: меня смутило, что там не было ни амулета, ни табуретки. Смутило меня и кое-что другое…

— Эй! В королевские покои нельзя заходить без прямого приглашения! Даже тебе!

— Что за щепетильность? — проворчал Полынь.

— Не щепетильность, а плачевный опыт. И вообще, вероломство этикета в том, что изначально его якобы деликатные заветы решали, будешь ты жить или помрешь. Гость, пришедший на бал, чокался с хозяином затем, чтобы плеснуть ему в бокал своего вина и тем самым убедиться, что оно не отравлено, — напомнила я, включив «режим Дахху». — А вторжение в спальни Ищущих — и сегодня плохая идея — уж я-то знаю…