Анатомия любви - Дана Шварц

К тому времени, как Чарльз доставил письмо от доктора Бичема, Хейзел была так увлечена перечислением Берджессу всех костей внутреннего уха, что не понимала, что именно у нее в руках, пока не открыла конверт.

Хейзел прочитала письмо, а затем начала сначала.

Ощущение было такое, словно ей отвесили пощечину. Она выронила листок из рук, а Берджесс поднял его и принялся читать, молча проговаривая слова.

– Что ж, я считаю, это была хорошая идея, – наконец сказал Берджесс. – А этот отвар бородавочника – единственное, с тех самых пор, как я подхватил эту заразу, от чего пропадает ощущение, будто моя голова вот-вот лопнет, что бы там ни говорил доктор Бичем. Не такой уж он и важный! Ты знаешь, что его дед под конец сошел с ума? Ударился в алхимию и тому подобное. Возможно, там многие посходили с ума. Забудь об этом, Хейзел.

Хейзел отсутствующе кивнула. Она была глупа и излишне амбициозна. Она была просто ребенком, в то время как над проблемой лечения римской лихорадки безуспешно бились самые уважаемые врачи в мире. Она ведь еще даже не сдала экзамен на врача, но оказалась достаточно самоуверенной, чтобы считать, будто нашла решение там, где его проглядел доктор Бичем. Ее щеки вспыхнули, и она вырвала письмо из рук Берджесса. Затем порвала его на кусочки и швырнула в огонь, но не со злостью, а с чувством глубочайшего унижения.

– Это не имеет значения, – сказала Хейзел, пытаясь забрать у Берджесса кружку с отваром, который он пил. – Мы прислушаемся к советам экспертов, по крайней мере сейчас.

Берджесс отодвинул кружку и сделал еще один глоток в знак протеста.

– Даже не думай.

– Ладно, – сдалась Хейзел. – Пусть будет по-твоему, но если что-то пойдет не так, все последствия – на твоей совести.

Берджесс сделал еще один большой глоток.

– Это просто отвар, – заявил он. – И мне от него лучше. Я не знаю, что там себе думает доктор Бичем, но лечишь меня ты, а не он, и, как бы то ни было, я верю вам, доктор Синнетт.

Его слова почти заставили ее улыбнуться.

У нее в последние дни было не так уж много поводов для улыбки. Кроме того, что все это время она ждала ответа от доктора Бичема, еще и Джек с тех самых пор, как вернулся Мунро, почти не появлялся в Хоторндене, пытаясь найти новую работу.

– Ты можешь остаться здесь, – как-то шепнула ему Хейзел, валяясь в постели, через несколько дней после появления Берджесса. Джек натянул поношенную рубашку и куртку, брошенную на спинку ее кресла.

– Я не могу просто остаться здесь, – возразил он, поплескав холодной водой на щеки. – Мне нужно найти работу. Кто знает, сколько времени пройдет до открытия театра. Если воровать тела теперь слишком опасно, придется придумать что-то другое.

– Это действительно слишком опасно, Джек, – сказала Хейзел. – Мы не знаем, кто схватил Мунро и почему. А полицейские не собираются помогать воскрешателям – даже если предположить, что сами они не связаны с похищениями. Пожалуйста, пожалуйста, обещай мне, что ты не пойдешь снова выкапывать тела!

– Обещаю, – пробормотал Джек.

Он зашнуровал башмаки, поцеловал Хейзел в лоб и пешком ушел из Хоторндена. С тех пор она его не видела.

Она выходит за герцога, или за графа, или за барона. За кого-то из них. В чем между ними разница? И какое все это вообще имеет значение? Все они жили в больших домах и ничем особо не занимались, только раздавали приказы слугам и выбирали, какой из вышитых платочков положить сегодня в карман. Неудивительно, что именно аристократы придумали медицину и математику, – им пришлось, просто от скуки.

Театр был все так же закрыт из-за эпидемии. Джек вот уже много месяцев не получал жалованья, а без дополнительного дохода от продажи новых тел анатомам его положение становилось все более и более ненадежным.

Сначала он отправился на верфь, надеясь, что молодость и крепкое сложение помогут ему найти место строителя кораблей. Но работы в Лейте почти не было. Бригадир рассмеялся Джеку в лицо, когда тот спросил о месте.

– Пришлось уволить двадцать человек в этом году, – сказал он. Потом шмыгнул носом и сплюнул в сторону. – Извини, парень.