От часа тьмы до рассвета - Вольфганг Хольбайн

Написано: фон Бредо.

И дальше:

Крепость Грайсфельден, 22.09.1958

Пациент Сусанна Бергман

Препарат XXXVII / 22091958

Вскрытие показало, как и ожидалось, выраженное опухолевое образование в области Lobus frontalis. В отличие от остальных случаев наряду с первичной опухолью в прилегающих зонах мозга обнаружены метастазы. Предположительно именно они являются причиной агрессивного поведения пациентки за последние месяцы.

Написано: фон Бредо.

— Этого… этого просто не может быть, — пораженно прошептала Элен, перечитывая снова и снова строчки на мониторе. — Я их не знала, потому что они умерли такими молодыми… но… но я же знаю, где они похоронены!

В ее голосе послышалось отчаяние. Я сочувствовал ей, и больше, чем мне самому бы хотелось. Элен кликнула по маленькому окошку почти брезгливым нажатием на мышь, навела курсор на имя своей матери, которое, само собой, тоже было в документе, но воздержалась от того, чтобы открывать окно с, возможно, такими же ужасными сведениями о состоянии здоровья и вскрытии, которые бы наверняка открылись, если бы она кликнула ее имя.

— Моя мать умерла от рака груди. А отец покончил жизнь самоубийством, когда я была еще ребенком, потому что он не мог смириться с ее смертью. Якобы… — Она беспомощно помотала головой. — Проклятие, во что же теперь мне верить?.. — наконец спросила она и при этом прямо посмотрела мне в глаза, как будто именно я мог ответить ей на этот вопрос.

Я заметил влажный блеск в ее глазах, который подсказывал мне, что она пытается бороться с подступающими слезами, Я взмолился, чтобы она справилась с этим. Я уже однажды видел, как она плакала, и мне не хотелось вспоминать о том, какую боль это причинило мне, как бы она мне не нравилась. Она плакала редко, но искренне. Юдифь была моим полюсом покоя, который и сейчас оставался незатронутым тем отчаянием, которое почти полностью охватило нас с Элен. Она вела себя сдержанно и дистанцированно от той шокирующей информации, которая вспыхивала на плоском мониторе, как будто таким образом, просто не обращая на это внимания, она могла понизить вероятность встретить имена своих родственников в этом ужасном списке. Она упрямо сопротивлялась малейшему намеку на представление, что ее так же, как и меня и Элен, обманывали всю ее жизнь. И как ни неприятна мне была докторша как личность, именно она была человеком, излучавшим силу и мощь, в которых мы так сильно нуждались, она была человеком, всегда заставлявшим меня быть мужчиной, а не жалким трусом, когда мне отказывал инстинкт защитника, который во мне возбуждала Юдифь. Насмешка, так часто вспыхивавшая в ее глазах, вызывала у меня раздражение и смущала меня, поэтому я постоянно вынужден был обороняться, и благодаря этому мне некогда было замечать свои собственные страдания. Ее слезы ослабят и могут опрокинуть меня. Я очень не хотел, чтобы она заплакала.

— Ни во что, — тихо ответил я, качая головой. — Мне тоже теперь не во что верить.

Элен прикусила нижнюю губу и вопросительно посмотрела на меня.

— Мне было четырнадцать лет, когда мои родители погибли в автокатастрофе, — пояснил я и мотнул головой в сторону монитора. — Это мне так рассказывали. И вот я нахожу их имена в этой ужасной картотеке, так же как и ты. Я провел все свое детство под покровительством богатого дядюшки, которого я ни разу в глаза не видел, так как он предпочитал посылать меня из интерната в интернат, видите ли. А могилы моих родителей… — я сглотнул. — Они находятся на том же кладбище, что и дедушки с бабушкой. Рядом с ними.

Элен снова обернулась к монитору, и маленькая стрелка мышки, направляемая ее нервозными движениями, побежала по списку имен. Вверх, потом снова вниз, кликнула по именам моих родителей, ее, а потом нашла имена родителей Юдифи, по которым она тоже кликнула, чтобы пробежать содержание сообщений о них с непроницаемым, отстраненным лицом.

— Все без исключения наши родители, дедушки и бабушки выставлены в Исследовательской коллекции № 1, — горько прошептала она, наконец. — По крайней мере, их мозг. Все они имели опухоли в лобных долях.

— Я так и знал, что всем вам нельзя доверять.

Элен, Юдифь и я испуганно и совершенно синхронно посмотрели сначала друг на друга, а потом обернулись в том направлении, откуда прозвучали насмешливые слова. В дверном проеме между хранилищем документов и исследовательской коллекцией появился Карл, который целился в нас из револьвера, снятого с предохранителя. В его глазах сверкало безумие. Мы с Юдифью обменялись напряженными, нервными взглядами. Никто из нас не слышал, как приблизился хозяин гостиницы, должно быть, он прошмыгнул через зал на цыпочках.

— Вы забрали золото и оборудовали здесь в крепости эту лабораторию Франкенштейна, — толстый престарелый хиппи сделал шаг нам навстречу, угрожая револьвером, гневно тыча им в нас. — Вы присвоили себе мое золото!

— Ты ошибаешься, — сказала Юдифь, пытаясь успокоить его, и мужественно шагнула навстречу Карлу, хотя страх явно читался на ее лице. Я испуганно протянул свою руку к ее предплечью, чтобы остановить ее. Может быть, Карл был прав, когда говорил, что все мы, каждый по-своему, в эти часы и в этом ужасном месте были неблагонадежны, но он также потерял всякие остатки здравого рассудка, что можно было понять не столько из его слов, сколько из того блеска безумия и ненависти, который сверкал в его выцветших за долгие годы злоупотребления алкоголем глазах. Он был безумен и держал в руках готовый выстрелить револьвер тридцать восьмого калибра. В эти секунды он был для нас опаснее, чем те безумцы, которые создали эту жуткую лабораторию в этом подземелье. Я не хотел, чтобы Юдифь подвергала себя опасности, но в тот момент, когда я схватил ее за руку, она отцепила мои пальцы и снова сделала еще один шаг по направлению к Карлу.

— Здесь никогда не было золота. Здесь, в крепости, все это время проводились исследования, — говорила она, стараясь соблюдать спокойствие, глядя на своего сгорающего от ненависти оппонента.

— А откуда эти дорогущие приборы? — с сердитым сопением продолжал Карл, подозрительно тряся головой. — Я больше не позволю вам себя забалтывать! — ворчал он, а краска гнева, покрывавшая его лоб, его щеки и переносицу, становилась все темнее и темнее и наконец стала почти фиолетовой. Один сосуд на переносице набух, и его стало хорошо видно, маленькие капельки пота выступили у него на висках и у крыльев носа. На какое-то мгновение мне показалось, что его сердце перекачало всю кровь, которая есть у него в организме, к голове и она вот-вот взорвется. Никогда в жизни я не видел взрослого человека в таком неистовом возбуждении. Карл выглядел как новорожденный, который уже несколько часов, изнемогая от голода и страха, призывает криком свою мать. — Я отлично понимаю, что я вижу! Это все должно стоить миллионы! И все это оплачено моими сокровищами, которые должны принадлежать моей семье! — кричал хозяин гостиницы, и его пальцы так крепко сжали рукоять пистолета, что я затаил дыхание, так как просто боялся, что от напряжения он может неконтролируемо нажать на спусковой крючок и убить того, кто в данный момент окажется под его дулом. — Но больше вы ничего не получите! — воскликнул, наконец, Карл и с безумной решительностью прицелился прямо в лоб Юдифи.