Остров без сокровищ - Виктор Точинов

Доктор Ливси выдвигает нелепую версию о тайном складе по единственной причине: ему надо замазать собственную огромную ошибку. Ведь это он, Ливси, собственноручно вооружил матросов! Да, так все и было. Очередная глупость, совершенная в богатый на глупости день.

Вот как это произошло при эвакуации с «Испаньолы»:

«Остальное оружие и порох мы выбросили за борт. В проливе было две с половиной сажени глубины, и мы видели, как блестит озаренная солнцем сталь на чистом песчаном дне. Начался отлив, и шхуна повернулась вокруг якоря».

Вот он, пресловутый тайный склад, – на дне пролива. Оружие замечательно видно сквозь слой прозрачной воды. Глубина – две с половиной морских сажени (в оригинале сажень называется fathom и равняется 182 см). Итого четыре с небольшим метра. Причем отлив только начался и к вечеру глубина стала еще меньше. А в команде практически любого судна того времени имелся водолаз. Не в современном понимании этого термина, без скафандра или акваланга, – умеющий нырять с открытыми глазами на несколько метров и задерживать дыхание на пару минут. Умение очень полезное, когда надо осмотреть снаружи корпус в поисках повреждений и т. д. А за порохом даже нырять не пришлось. Бочонки с порохом легче воды и плавали на поверхности.

Но в чем же глупость доктора и его товарищей? Вывозить оружие на глубокое место и затапливать там у них не оставалось времени…

Бочонки с порохом можно было пробить. Один удар топором или тесаком – порох подмокает и для стрельбы не годится. А с мушкетов и пистолетов недолго снять замки – все они поместились бы в один карман доктора Ливси. Тогда даже за борт мушкеты отправлять не надо, использовать их можно лишь в качестве дубин.

И на этом мятеж бы завершился, толком не начавшись. С одними тесаками много не навоюешь…

Но матросы, немного поныряв, раздобыли себе и пистолеты, и мушкеты.

А что им еще оставалось делать, если начальство сбежало с корабля и стреляет в безоружных подчиненных при любой оказии?

Только вооружаться и обороняться.

* * *

Тут надо отметить одну тонкость, касающуюся пороха.

Порох в те времена делился по своему назначению на следующие виды:

– ружейный;

– мушкетный;

– винтовочный;

– пистолетный (используемый также в качестве затравочного для некоторых видов оружия);

– пушечный.

Разные виды пороха различались своей зернистостью (т. е. размером пороховых гранул) и скоростью горения. Первые четыре вида пороха были в принципе взаимозаменяемые, при условии изменения навески заряда. Боевые качества оружия несколько снижались, по сравнению с применением «родного» пороха, но стрелять все-таки было можно.

Например, наставление тех лет по охотничьему делу рекомендует: по беде, если нет ружейного пороха, можно заряжать ружье мушкетным, но засыпать его на две щепоти больше.

Пушечный порох стоял особняком. Его ничем не заменить. Если зарядить пушку мушкетным или пистолетным порохом, она взорвется, убив и покалечив орудийный расчет. Скорость горения слишком быстрая. А пушечный порох, заряженный в ружье или мушкет, жизни стрелка не грозит, но и его противникам опасаться нечего: скорее всего, пуля останется в стволе, а все пороховые газы уйдут через запальное отверстие. В лучшем случае пуля из ствола вылетит, но тут же упадет в нескольких шагах от дульного среза. Слишком медленно горит пушечный порох для стрельбы из мушкета.

Так вот, в воду доктор Ливси и его соратники побросали бочонки с порохом, предназначенным для легкого стрелкового оружия, для мушкетов и пистолетов.

А пушечный порох остался, где и был. В пороховом погребе «Испаньолы». В крюйт-камере, как называли ее в голландском флоте (и в российском, позаимствовавшем почти все морские термины у голландцев).

Теперь, разобравшись с боеприпасами, вернемся к оружию.

* * *

История с «тайным складом» прояснилась и стало ясно – пистолеты с него никак не могли оказаться в карманах или за поясами отплывших на шлюпках матросов.

Последний возможный вариант: какое-то весьма ограниченное количество пистолетов хранилось в матросских сундучках у «старой гвардии», у ветеранов Флинта.

У покойного Билли Бонса в его сундуке лежали пистолеты в количестве аж четырех штук. Но Бонс был человеком рачительным и бережливым. Кто в экипаже «Испаньолы» отличается такими же качествами? Лишь Джон Сильвер.

А прочие ветераны? О которых Сильвер отзывается крайне презрительно: «Знаю я вашего брата. Налакаетесь рому – и на виселицу», – где их пистолеты? Давно пропиты, вот где…

Итак, пистолеты мы с огромным трудом, но отыскали: они лежат в сундучке одноногого Джона, – пара, а может и две.

Но взял бы их Сильвер на берег? А зачем? Если Сильвер готовится поднять мятеж с минуты на минуту, – логичнее отдать последнее огнестрельное оружие тем своим людям, что остались на борту и противостоят хорошо вооруженным противникам. (И, кстати, логичнее не оставлять там колеблющегося Абрахама Грея.) А на острове в кого стрелять? В честных матросов – в Тома и Алана? Но выстрел тут же всполошит сквайра и его товарищей, оставшихся на борту. А у них, между прочим, целый арсенал против пары пистолетов, максимум двух пар. Тома и Алана, если уж подопрет, можно прикончить без шума, ножами.

Если же мятеж в ближайших планах Сильвера отсутствует – тем более, зачем ему на берегу пистолеты? В кого стрелять? Судовой повар прекрасно знаком с островом и знает: нет тут ни дикарей, ни тигров-людоедов. Разве что коза забодать может… Так от нее и костылем отбиться недолго.

Пистолетов у матросов на берегу не было. И у матросов на шхуне не было. Пистолеты, если и существовали в природе, мирно ждали своего часа в сундучке Джона Сильвера.

А теперь самое время задать вопрос: кто в таком случае произвел пистолетный выстрел, сразивший Тома Редрута?

Ответ уже очевиден, да?

Для выстрела по старому егерю надо было иметь: во-первых, мотив; во-вторых, – оружие.

Мотив имелся у Джима Хокинса, и очень веский: опасение за собственную жизнь.

И пистолет на берег он привез, единственный из всех, приплывших на двух шлюпках.

История со смертью слепого Пью повторяется один к одному – пистолет мельком упомянут в эпизоде встречи с Беном Ганном:

«Я остановился, размышляя, как бы ускользнуть от врага. Потом вспомнил, что у меня есть пистолет. Как только я убедился, что я не беззащитен, ко мне вернулось мужество, и я решительно двинулся навстречу островитянину».

Затем пистолет испаряется. Исчезает со страниц мемуара. Дематериализуется. Не разу о нем Хокинс больше не вспоминает. Дежавю какое-то, один раз мы уже наблюдали такую патологическую забывчивость Джима…

А с другой стороны, все логично. Один раз пистолетный выстрел с близкой дистанции уже помог разобраться с проблемой. Отчего бы не повторить удачно найденное решение?