Четвертый крестовый поход - Джонатан Филипс

Сам Святой престол переживал тяжелые времена, поскольку в Риме начался один из нередких периодов гражданской смуты. Папа был вынужден удалиться в расположенное неподалеку местечко Ферентино, откуда продолжал следить за развитием крестового похода. Понтифик осознавал, что проблемы возникли из-за недобора армии, собравшейся в Венеции. Он вернулся к первоначальной концепции кампании, которую должны были возглавлять правители Англии (к этому времени король Джон) и Франции. Направив к ним послания, Иннокентий выразил разочарование тем, что продолжение их распрей сделало невозможной крупную экспедицию крестоносцев. Он напрямую связал борьбу между Англией и Францией с проблемами Леванта, где мусульмане радовались отсутствию согласия среди христиан, которое позволяло им наращивать свои силы. Папа также отметил радость противника по поводу отклонения крестового похода в Зару и намекнул на то, что «существуют и более ужасные планы» — возможная ссылка на предполагаемый поворот в сторону Константинополя. Указание папы римского на ходившие слухи (каковыми эти планы в тот момент являлись) снова указывает на проблемы в осуществлении общего контроля над экспедицией.[302]

Чуть позже руководители крестового похода направили Иннокентию послание, в котором сообщалось, что их посетил нунций кардинала Пьетро, дав отпущение грехов — хотя венецианцы отказались покаяться и были официально преданы анафеме. Также в нем содержалась просьба к папе простить Бонифацию Монферратскому скрытие буллы, целью которого было сохранение единства флота для помощи Святой Земле.[303]

Сам Бонифаций тоже написал письмо в том же стиле, объясняя утаивание буллы необходимостью сохранения целостности армии. Хотя это и было правдой, очевидно также, что обнародование буллы об отлучении венецианцев давало в руки оружие тем, кто ратовал против отклонения экспедиции к Константинополю.[304]

С приближением весны крестоносцы начали готовиться к отправлению из Зары. Они ремонтировали корабли, собирали снаряжение и грузили лошадей. Однако венецианцы не забыли и не простили жителям Зары стремление отделаться от их господства. В качестве демонстрации силы и предупреждения горожанам о соблюдении новых клятв верности они сравняли город с землей, включая стены и башни. Исключение было сделано лишь для церквей.

Прежде чем флот подготовился к отправлению, произошел еще один вполне предсказуемый поворот событий. Симон де Монфор со своими сподвижниками, включая аббата Гюи Вокернского, отказался присоединиться к остальным и направился в земли короля Эмико Венгерского. Симон был заметной фигурой, так что его уход не прошел незамеченным, хотя большая часть разногласий среди крестоносцев перестала быть явной.

Непосредственно перед отправлением дожа и маркграфа Бонифация из Зары сюда прибыл сам царевич Алексей. Его появление было удачно, возможно, преднамеренно, рассчитано по времени, совпав с днем святого Марка (25 апреля), когда венецианцев проще всего застать в добром расположении духа. Молодому человеку был оказан теплый прием, а венецианцы снабдили его галерами и командой.[305]

Основная часть флота крестоносцев должна была направиться на юг и соединиться на Корфу. Царевич и венецианцы следовали за главными силами. Они миновали город Дураццо — крайнюю северо-западную точку Византийской империи. Добрым предзнаменованием показалось то, что горожане немедленно передали ключи от города царевичу Алексею и поклялись ему в верности. Было ли это простой предосторожностью, отчасти вызванной недавними действиями крестоносцев в Заре, или же искренним энтузиазмом, остается непонятным. Но такое развитие событий наверняка ободрило молодого человека. Руководство крестоносцев тоже обрадовало то, как люди приветствуют появление Алексея — возможно, Константинополь сразу откроет свои объятия царевичу.

В конечном счете эти надежды не оправдались, хотя казалось, что все идет именно к тому. Царевич Алексей добрался до Зары уже после того, как большинство французских крестоносцев отплыло на юг, а потому его первая встреча с ними произошла на Корфу. Крестоносцы уже установили здесь шатры и палатки и дали лошадям долгожданную возможность насладиться волей, когда прошла весть о прибытии царевича. Рыцари, знать и простые крестоносцы поспешили к порту, стремясь увидеть человека, которого их руководство столь щедро оделило, и кто сам обещал решить немалую часть их проблем. Первое впечатление было хорошим. Принца приветствовали с большими почестями, а его шатер был воздвигнут в самом центре, справа от Бонифация Монферратского, которому Филипп Швабский вверил своего шурина.

Поскольку заключенная между ноблями и посланниками Алексея сделка не получила всеобщей поддержки, вспыхнула полемика. Присутствие царевича неизбежно вновь подняло болезненный вопрос поворота на Константинополь. Теперь армии угрожало отделение еще одной фракции. Случись новый раскол, Алексей остался бы с такой небольшой силой, что надежды на взятие Константинополя оказались бы призрачными.

В написанном летом 1203 года графом Гуго де Сен-Полем письме, предназначенном его знакомым на Западе, сообщалось, что Алексей обратился с личными просьбами к крестоносцам, уговаривая их не отказываться от помощи ему. Царевич снова напоминал о незаконной узурпации трона и о будущей щедрой поддержке. Несмотря на теплый прием, оказанный Алексею при первом его появлении на Корфу, поддержку рядовых крестоносцев еще необходимо было завоевать. Гуго писал об этих событиях: «В армии возникло немало разногласий и поднялся ропот. Все кричали, что нам следует поспешить в Акру, и лишь человек десять высказывались в пользу Константинополя».[306] Среди этих «десяти» был сам Гуго, Балдуин Фландрский, Виллардуэн и епископ Конрад Альберштадтский. Гуго пытался доказывать: «Мы ясно дали понять армии, что поход на Иерусалим будет бессмысленным и рискованным, поскольку все здесь бедны и испытывают недостаток провианта. Никто не может удержать на службе рыцарей или оплатить солдат, заплатить за баллисты или другие орудия. Наконец им пришлось сдаться».[307] Вероятно, Алексей повторил предложение, сделанное руководству в Заре, и условия были вновь приняты и подтверждены теми же людьми — хотя, как показали дальнейшие события, они составляли только часть армии.

Группа видных французских крестоносцев, включая Одо де Шамплита, Жака де Авене и Пьера Амьенского (покровителя Робера де Клари), влиятельных людей из элиты армии, решила остаться на Корфу после отплытия венецианского флота. Они собирались послать вестников в южную Италию, в Бриндизи, где стоял лагерь Вальтера Бриенского, известного крестоносца. Они просили направить для них суда таким образом, чтобы они могли продолжить путь на Святую Землю. Виллардуэн намекал, что эти люди боялись длительности и опасностей экспедиции на Константинополь. Хотя некоторые прячут свои истинные чувства, по его мнению, все же «больше половины армии того же мнения».[308]