Провинциальная девчонка - Джулия Гарвуд

– Мучаетесь, что не можете просто пойти и купить команде все, в чем она нуждается?

Как она догадалась?

– Да, – кивнул он. – Но этого ни в коем случае нельзя делать. Родители на стену полезут. Я оскорблю их гордость. Верно?

– Еще как оскорбите! И вообще разоритесь, если будете и дальше покупать малышам дорогие ограды и бутсы, и форму. для команды, и бог знает что еще.

– Ни один ребенок не должен бояться аллигатора на своем заднем дворе.

У самой двери Мишель обернулась, положила ему руки на плечи и поцеловала.

– А это за что? – растерянно спросил он, когда она величественно удалилась.

Девушка снова обернулась, одарила его улыбкой и пояснила:

– Почему я поцеловала вас? Очень просто: потому что вы милый.

Он отреагировал так, словно она его оскорбила.

– Во мне нет ничего милого!

– Вот как? Но вы же старались не сконфузить того мальчишку, что напялил ботинки брата.

– Вовсе нет.

– Не правда, старались, – улыбнулась она.

– Да, но…

– Вы… милый.

– Я зарабатываю немало денег, Мишель, и уж ни в коем случае не потому, что очень мил.

Он медленно надвигался на нее, а она так же медленно отступала.

– Мне абсолютно все равно, сколько у вас денег. Там, в Бостоне, вы всех одурачили, верно? Они, вероятно, считают, что вы неумолимый преследователь убийц и преступников.

– Именно так и есть, и я горжусь этим.

– Вы беспокоились за Джона Патрика и именно поэтому купили ограду. Следовательно…

– Только не это, – остерег он.

– Следовательно, вы милый. Тео покачал головой:

– Нет. Будьте честны, беби. Я знаю, почему вы меня поцеловали.

Она уже почти скрылась в библиотеке, но он успел поймать ее за талию и привлек к себе. Мишель, смеясь, позволила притянуть себя к мужской груди. Совсем как кирпичная стена. Теплая кирпичная стена.

Он продолжал наклонять голову, пока его губы не оказались в дюйме-другом от ее рта.

– Сказать, почему вы меня поцеловали?

– Уже затаила дыхание.

– Все просто. Вы меня хотите.

Он ожидал протеста, по ничуть не разочаровался, услышав ответ:

– Что правда, то правда, спорить не буду.

– И знаете, что еще?

Она отклонилась, чтобы лучше рассмотреть его.

– Вы умираете от желания обнять меня.

Он чуть сильнее прижал ее к себе. Она сцепила руки у него на талии и запустила большие пальцы под ремень.

– Ну вот я и обняла вас. Вам нужно срочно поработать над своим «эго». Я заметила, что в присутствии женщин вы немного теряетесь. Это очень печально,., но…

– Но что? – спросил он и потерся подбородком о ее щеку в ожидании некоего чуда.

– Ты все равно милый, – прошептала она и, прикусив зубами мочку его уха, потянула.

Тео застонал.:

– Сейчас покажу тебе, какой я милый!..

Он яростно оттянул за волосы ее голову и впился в губы исступленным поцелуем: жарким, страстным, влажным, огненным… непередаваемо возбуждающим, с каждым мгновением становившимся все более опьяняющим. Выражение «глина в его руках» пришло ей на ум, но вскоре все исчезло, едва она прильнула к нему и все сколько-нибудь связные мысли вылетели из головы.

Поцелуй все продолжался и продолжался, и вкус его рта казался таким восхитительным, что она неосознанно старалась прижаться к нему все теснее.

Его прикосновение было греховно-чувственным, и она боялась одного: что все это прекратится. Тео ласкал ее руки, шею, плечи, творя несказанное волшебство, и вскоре она, окутанная эротическим туманом, повторяла про себя, как молитву:

– Только не останавливайся. Только не останавливайся. Нет!

Она выкрикнула это через мгновение после того, как он отстранился. Оба дрожали.

– Что «нет»? – проворчал он, задыхаясь.

Она была безоглядно счастлива сознавать, что стала причиной его состояния. Правда, ей тоже без него плохо. Одиноко.

– Что «нет»? – повторил он, наклонясь и снова целуя ее. Легкая, нежная ласка, только подогревшая желание.

– Не знаю…

– Это выходит за все рамки. Просто из рук вон!

Ее лоб был прижат к его груди, и когда она кивнула, макушка ударилась о его подбородок.

– Кстати, о руках…

– Да?

Он чмокнул ее в макушку,

– Вам, вероятно, следует убрать руки.

– Что?

– Ваши руки, – проскрипел он. Мишель охнула.

– О Господи!

Не менее пяти секунд ушло на то, чтобы извлечь пальцы из его джинсов. Пряча горящее лицо, она повернулась и вылетела из комнаты. Взбегая по ступенькам, она слышала за спиной его смех.

Мишель схватила халат, вошла в ванную. Раздевшись, она включила душ на полную мощь, встала в ванну и с такой яростью задернула занавеску, что едва не разорвала.

– Причина номер один, – пробормотала она. – Он разобьет мое сердце.

Тео и Мишель добрались до «Лебедя» как раз без четверти семь, В самом баре и вокруг бурлило веселье. Старые фургоны и ржавые пикапы, все как один щеголявшие ружейными стойками и яркими наклейками на бамперах, загромоздили почти всю стоянку. Владельцы, похоже, предпочитали девиз «Я бы лучше порыбачил», но внимание Тео привлекла наклейка с объявлением «GATOR-AID» , выведенным яркими светящимися буквами. Приглядевшись, он заметил изображение аллигатора с полоской лейкопластыря, но так и не понял, что это должно означать.

Тео заметил также, что новеньких машин на стоянке не было. И если до сих пор имелись какие-то сомнения в бедности здешних жителей, лучшего доказательства было не найти. Некоторые машины выглядели так, что хоть сейчас вези их на автомобильное кладбище. Но он уже успел усвоить одно: обитателям Боуэна приходилось обходиться тем, что есть.

– О чем ты думаешь? – спросила она, обходя серый помятый фургон.

– О том, как трудно здесь сводить концы с концами. И Удивительнее всего, что жалоб я не слышал.

– И не услышишь. Для этого они слишком горды.

– Я уже упоминал, какая ты сегодня хорошенькая?

– В этой старой тряпке?

«Старой тряпкой» был короткий сарафан с треугольным вырезом в бело-голубую клетку, который она выбирала не меньше двадцати минут. И еще столько же возилась с прической: распустила волосы, обрамлявшие лицо мягкими локонами. Пришлось немало потрудиться, чтобы они выглядели так естественно, словно вились от природы. Потом она слегка мазнула румянами по высоким скулам и нанесла на губы немного помады и блеска. Только сообразив, что стала придавать слишком много значения своей внешности и уже третий раз переодевается – ради него, конечно, – Мишель взяла себя в руки.