История Войска Донского. Картины былого Тихого Дона - Петр Краснов

Суворов, не раз бывавший в делах с казаками, первый раз видел работу почти всего войска. Он был восхищен.

«Храбрость, стремительный удар и неутомимость Донского войска, – писал он Потемкину, – не могу довольно восхвалить перед Вашей Светлостью и Государыней Императрицей».

Атаман Иловайский был награжден чином генерал-поручика и орденом Св. Владимира 2-й степени, полковники: Илья Денисов, Федор Денисов и Михаил Себряков пожалованы в бригадиры. Все старшины произведены в полковники.

На место разгромленной татарской орды в 1792 году были поселены запорожские казаки[25] и донские охотники, они поставили 40 куреней и заложили крепость Екатеринодар. Войско это было названо Черноморским казачьим войском. Впоследствии они составили Кубанское казачье войско.

С устройством Черноморского войска в Задонской степи стало совершенно спокойно. Станицы Раздорская и Цымлянская, бывшие раньше на самом боевом пути – стали на пути торговом, через них потянулись гурты скота и торговые караваны за Кубань и обратно.

Но донским казакам еще много и долго пришлось воевать на Кубани.

С этого времени, в течение почти двадцати лет донцы становятся неразлучными спутниками и боевыми товарищами знаменитейшего полководца русского Александра Васильевича Суворова. С этого времени Суворов в походах и боях ездит не иначе, как на казачьей лошади и на казачьем седле, с казачьей нагайкой в руках. Эта плеть казачья служила Суворову в сражениях вместо фельдмаршальского жезла. С ней он не расставался.

С этого же закубанского набега Суворов не расстается с донским казаком Иваном. Этот Иван неотступно сопровождал Суворова во всех походах. Он был телохранителем великого полководца, он был бессменным ординарцем, он был и вестовым, и денщиком. Никто не знал его фамилии, не дошла она и до нас, но донского казака Ивана знали все страны, которые проходил Суворов, его знали императоры и короли.

Александр Васильевич Суворов был русским и родился в Москве 13 ноября 1730 года. В продолжение почти всей своей боевой деятельности он был окружен донскими казаками. Они учились у него той «науке побеждать», которой Суворов знаменит не меньше, чем самими победами. Может быть, и сама наука побеждать сложилась у Суворова, отчасти, благодаря донцам. В них он видел всегдашний порыв вперед, желание наступать и завовывать, а не отступать и отдавать свое.

Еще ребенком Суворов любил все военное. Едва он научился читать и писать, едва справился с иностранными языками, как уже принялся читать книги, в которых описывались войны, победы древних, жизнеописания великих полководцев. Он мечтал быть солдатом. Выше солдатского дела он не признавало ничего. 15-летним мальчиком его мечты сбылись. Он поступил рядовым в Л.-Гв. Семеновский полк. С увлечением отдался он солдатской службе. Не было солдата в полку исправнее рядового Суворова. Первую награду свою Суворов получил мальчиком-солдатом. И до глубокой старости гордился он этой наградой. Он был первым генералом – фельдмаршалом, имел все ордена русские и иностранные, а с удовольствием вспоминал о той награде, которую он получил солдатом. А получил он ее за отличное знание караульной службы. Однажды, летом, Семеновский полк содержал караулы в Петергофе, в тридцати верстах от Петербурга. Суворов, наряженный в караул, стоял у дворца императрицы на часах. Когда мимо проходила императрица Елизавета Петровна, Суворов так лихо взял на караул, что императрица остановилась, посмотрела на него и спросила, как его зовут. Узнав, что он сын генерала Василия Ивановича Суворова, императрица вынула из кармана серебряный рубль и подала ему.

Генерал-фельдмаршал Александр Васильевич Суворов

– Государыня! – сказал мальчик. – Не возьму! Закон запрещает солдату брать деньги, стоя на часах.

– Молодец! – ответила императрица, потрепала его по щеке, дозволила поцеловать руку и положила рубль на земле, сказав: – Возьми, когда сменишься!

Этот рубль Суворов берег всю жизнь.

В казармах Суворов жил среди солдат, сиживал за их обедом, беседовал с ними у бивачных огней. Он знал солдата и любил старого солдата, служившего в рядах по двадцать лет. Он умел говорить с солдатами так, что те его сразу понимали.

После Семилетней войны, где Суворов познакомился с донскими казаками, он получил в командование Суздальский полк. Он учил его по-своему. Тяжелы были его ученья солдатам, но солдаты понимали их и любили.

– Солдат любит ученье, – говаривал Суворов, – тяжело в ученье – легко в походе; легко в ученье – тяжело на походе.

От солдата Суворов требовал любви к Богу и к матушке государыне, слепое повиновение начальникам, понимание своего маневра. – «Слов “назад”, – говаривал Суворов, – и “отступать” и в словаре нет, широкий шаг ведет к победе, а победа к славе». Суворов и командиром полка сам то же делал, что и солдаты, умел все показать, всему научить. Он был и майор, и адъютант, и ефрейтор.

Суворовский полк скоро заметили, стали отличать и Суворова. Ему было поручено проводить взятого Пугачева, его назначали всюду, где было опасно. Он устраивал покоренную Финляндию, его же мы видали и на Кубани. И везде он учил солдат и казаков делу.

При взятии городов и крепостей он говорил своим войскам: «в дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружного не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать. Кого из нас убьют – царство небесное, живым – слава! слава! слава!»…

В боях одевался он просто и бедно. Да ведь так делали и казаки! На биваке спал на соломе, накрываясь стареньким темно-синим плащом, который солдаты называли – родительским.

Терпеть не мог Суворов, когда ему отвечали «не могу знать». «Немогузнайки, лживки, лукавки» – этих он не любил. Этим наград не было. Только раз немогузнайка порадовал Суворова. Дело было так. Однажды при объезде войск Суворов встретил одного молодого кавалерийского офицера.

– Что такое отступление? – спросил он его.

– Не могу знать, – отвечал офицер.

Суворов нахмурился.

– В нашем полку это слово неизвестно, – продолжал офицер, – я его там никогда не слыхал.

– Хороший полк, – сказал Суворов, – очень хороший полк. Первый раз в жизни немогузнайка доставил мне истинное удовольствие.

Суворов воспитывал солдат в сознании ими долга. «Долг к Императорской службе – говорил он, – столь обширен, что всякий другой долг в нем исчезает. Родство и свойство мое с долгом моим: – Бог, Государыня, отечество». Он горячо любил Россию. «Горжусь, что я русский», – говорил он.

Суворов любил войну: «одно мое желание, – говорил он, – кончить Высочайшую службу с оружием в руках».