Танец Арлекина - Том Арден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большей боли она не могла бы испытать.
Кате хотелось нежно обнять отца — нежно и крепко. Но вместо этого она быстро и легко поцеловала его в лоб, укрыла его лицо капюшоном и скользнула к выходу из пещеры. Старик не пошевелился. Ката раздвинула пышные ветки, скрывавшие вход в пещеру, и, оглянувшись на прощание, вышла в лес, в яркое, солнечное утро.
Зеленая ткань Диколесья колыхалась плавными складками, подобная волнам океана. Сердце Каты радостно забилось. Она вытянула руки и подставила лицо теплу солнца, не обращая внимания на запах дыма от горки золы, на белку, грызущую орех у самого входа в пещеру. Ката побежала по знакомой тропке к реке.
Сон, похожий на странное предупреждение, был забыт.
Ката пригнулась и шагнула в образованный ветвями коридор.
Она подросла, и ей стало труднее идти по знакомой тропе. Прошло уже почти три цикла со дня рождения Каты, и хотя она по-прежнему разгуливала в лохмотьях, руки и ноги у нее стали длиннее и крепче, круглая мордашка заострилась, обозначились скулы.
Порой, по вечерам, прежде чем улечься спать, отец нежно проводил пальцами по щекам дочери. «О да, девочка моя, — говорил он. — Ты унаследовала красоту матери». Ката укладывалась на лежанку и еще долго лежала, не в силах представить себе — как же это может быть, чтобы она что-то унаследовала от мамы, когда мама лежала так глубоко под землей?
Весело текущая река посверкивала бликами, пузырилась и плясала около камней и коряг и убегала вдаль между высоких, могучих сосен Ката легко взлетела на прибрежный валун, сбросила одежду и нырнула в серебристую рябь.
А потом она лежала на мягкой высокой траве, и ей было радостно и легко, как всегда бывало в краткое теплое время года. Солнце ласкало её грудь и живот, слизывало капельки воды с набухших сосков.
О, как бы Кате хотелось, чтобы все её дни начинались так, как начался этот! Она потянулась и покатилась по траве. Потом она побродит по лесу, будет пробираться сквозь заросли папоротников, сквозь густую траву, будет разговаривать с белками и птицами. Она будет собирать орехи и ягоды, но не деловито, а так, словно это игра. Орехи, ягоды и еще коренья, которые вечером сварит в закопченном котелке. Коренья разварятся и превратятся в мягкую сладкую кашу. Отец называл их лесным мясом. Ката и Сайлас ели коренья вместе с сухими ягодами, которые собирали с лиан, растущих у входа в пещеру.
А потом наступит вечер, и отец сядет с трубкой на приступочке около пещеры, а Ката сядет у его ног и прижмется у нему. «Папа, расскажи мне про маму», — попросит она, или: «Папа, расскажи мне, как ты был маленький», — но на самом деле ей не то чтобы хотелось выслушивать истории, слышанные уже сотни раз, — нет, ей просто приятно было слушать тихий голос отца, так печально звучащий здесь, на крошечной полянке. Отца и дочь окутывали прикосновения теплого ветерка, ароматы перезрелых плодов, падающих с ветвей, и запахи сотен эфемерных цветов.
Река журчала. Над водой порхали насекомые с прозрачными крылышками, в волнах серебрились рыбки, но Ката их не видела. Она лежала на спине и смотрела вверх, на позолоченный солнцем купол листвы, а потом прищурила глаза, и в щелочках образовались загадочные, таинственные алые пещерки. Там, в пещерках, плясали странные фигуры под какую-то музыку, но не под музыку реки. Эта музыка была глубже, темнее, её источник был спрятан где-то в самом центре мироздания.
Ката вздохнула. Провела рукой по обсыхающей коже. Пальцы скользнули по бедрам, животу, задержались на набухшей груди…
Вдруг послышался шорох в подлеске.
Ката вздрогнула и приподнялась как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как в густой зелени исчезает желто-черный полосатый хвост. Лесной тигр! А она думала, что он ушел далеко-далеко! Ката даже не подумала одеться. Она бросилась за зверем, на бегу окликая его:
— Лесной тигр! Лесной тигр!
Она мчалась вперед. Кожу её золотили солнечные зайчики. Ката не замечала, как хлещут по ногам и рукам ветки, как царапают острые сучья. Чаща Диколесья все теснее обступала девушку. Но Ката ничего не видела. Ничего не понимала.
Она только мчалась вперед все быстрее и быстрее.
Ката остановилась.
Где она?
Ноздри Каты расширились, зрение обострилось. Она обернулась. Перед ней занавесом висел плющ. Журчания реки не было слышно. Зеленые тени Диколесья обступили девушку со всех сторон, глубокие, темные. Только крошечные пятнышки солнечного света играли на коже Каты. Пахло цветами.
И тут Ката все поняла.
Она раздвинула плети плюща и шагнула в потайное место. То самое, что так напугало ее, когда она была маленькая. Ката не приходила сюда с тех пор, как они с отцом похоронили здесь крачку, а это было так давно…
Девушка опустилась на колени посреди белых лепестков. Закрыла глаза, постояла и снова открыла. Хотя могла бы и не открывать. Сейчас, в теплое время года, в Круге Познания было темно. Ката, окутанная благовонными тенями, почти ничего не видела.
Она глубоко дышала. Перед её мысленным взором предстало видение: белая призрачная птица поднялась над лепестками, забила крыльями и улетела по спирали вверх, от того самого места, где сейчас стояла на коленях Ката. Но Ката знала, что тельце птицы лежит в земле, изъеденное червями, и уже превратилось в комочки влажной жирной почвы.
Кате стало грустно. Однако грусть её была светла и тепла.
Сегодня в Круге Познания не было никаких птиц. А у реки были или нет? Когда Ката была помладше, птицы подлетали к ней, хлопали крыльями и садились рядом с ней на берегу, подплывали и вылезали из воды водяные мыши, спрыгивали с веток белки, приплывала старая знакомица Каты — выдра, и все они окружали девочку и как бы охраняли ее. В правую ладонь мог ткнуться скользкий нос лосося, а в левую — клювик малиновки или червячок. И в такие мгновения девочка ощущала себя частицей природы, родственницей всех зверьков и птичек, окружавших ее.
Ничего подобного сегодня не было. Вообще такое случалось все реже и реже, и с глубокой грустью Ката думала о том, что её старые приятели умирают или уходят с обжитых мест. Сезоны играли с ними злые шутки. Что-то случилось в природе, что-то пошло не так. Ката прожила на свете еще не слишком долго, но помнила, что никогда прежде холода, приходившие с Колькос Ароса, не сковывали землю так надолго. С каждым циклом сезонов холода держались все дольше, месяц за месяцем.
Ката сидела в самой середине священной рощи, укрытая со всех сторон занавесями плюща.
Ката произнесла вслух:
— Что-то случилось!
А потом набрала пригоршню лепестков, подняла руку, и лепестки медленно упали на землю. В густом сумраке Ката почти не видела собственного тела. На миг ей показалось, что сознание её отделилось от тела и взлетело, легкое, эфирное, к цветущим ветвям над головой.
Но неожиданно Ката поняла, что она здесь не одна.
— Крачка, это ты?