Упасть в облака - Светлана Слижен

Вера хотела возразить, но сдержалась.

– Даже ее мать любила меня, а она – нет.

– Я помню, баба Даша тебя боготворила.

– Боготворила. Только ляпнуть могла не к месту.

– Это был ее конек, – улыбнулась Вера и налила себе немного вина.

– Никогда не забуду, как она тост на мое сорокалетие произнесла: «Ну, что, зятек? Сорок лет – это уж всё! Теперь жизнь на убыль пойдет. Теперь дети жить должны. А мы будем смотреть и радоваться». Я тогда обиделся, а теперь понимаю – права она была. Права.

– Ну что ты такое говоришь. Ты же не в деревне вырос, как она.

– Да… Она любила меня за одно то, что я не бил ее дочь, деньги из дома не воровал, с тобой нянчился.

Дикость какая… Я когда понял, в каких условиях Таня выросла, отца ее увидел, мать послушал, у меня волосы дыбом встали. Я таким уважением к ней проникся! Я представить боялся, как она там выживала, пока я как сыр в масле катался. Понимаю, почему я пошел учиться в институт – у меня все предки образованные были, но как она… где взяла желание, откуда? У них и книг-то дома было раз-два и обчелся. А я рос в библиотеке родительской. Как подумаю, каким бы я стал, если бы родился в такой семье? Может, оскотинился бы. Или очерствел, как ее брат. А она из этой грязи, ужаса… вышла как королева неземная. Я когда видел ее, у меня дух перехватывало. А как она чувствами своими владела? О-о-о…

Валентин Георгиевич потер лицо ладонями, будто умывался.

– Давай чаю крепкого заварю? – предложила Вера.

Он согласно кивнул в ответ и продолжал:

– Ох, Вера. Я несколько месяцев холил за ней, старался якобы случайно встретить где-нибудь, ждал после института, провожал. Меня восхищало, как она держала дистанцию, как умела любой разговор подхватить, как одевалась на те копейки, что у нее были, – как, как она это делала? Потом я признался ей, что она мне нравится, думал, сердце в пятки провалится. Она очень серьезно отнеслась к моим словам, ничего не обещала, но не оттолкнула. Встречались мы полгода примерно, я говорю: «С родителями тебя хочу познакомить». Она согласилась. Моим она понравилась сразу – умная, скромная, да они мне в любом случае ничего не стали бы запрещать, не принято это у нас. Я ей: «С твоими тоже хочу познакомиться». А она скрывает их будто, домой не зовет. Я думал, они слишком строгие. А оказалось… вон что. Ну, я уже к ней привязался и сердцем и умом, думаю, пора предложение делать. Как раз учебу окончил, квартира нам от бабушки досталась. Мне родители сказали: «Можешь там жить, брат твой все равно в армии служит, по странам мотается, и семья с ним». Значит, думаю, самое время жениться.

Я сразу понял, что жить надо отдельно, чтобы она моих родителей не стеснялась, а от своих она давно хотела уйти, это ясно. Купил кольцо, иду. А у них около дома сквер был, небольшой такой, симпатичный. Я сел отдышаться, ноги подкашивались – вдруг откажет, и что тогда? Сижу, воздух глотаю. А уже темнеет. Слышу, за кустами, на соседней лавочке отношения выясняют. Мужской голос такой наглый, грубый: «Чё ты ломаешься? Я же вижу, нравлюсь тебе». А женский: «Не нравишься». У меня аж сердце зашлось – она! Ее голос. Он ей опять: «Ну тогда я сейчас уйду и ты меня больше не увидишь никогда!». Она: «Иди, я не держу». – «Аура ты, Танька, такого кайфа лишаешься. Я умею с бабами обращаться. Никто не жаловался. Не хочешь попробовать?». – Валентин Георгиевич всем телом и разными голосами изображал развязанного наглеца и скромницу-Татьяну. – «Нет. Точно нет». Я стою ушам не верю – что за сволочь так с моей королевой разговаривает? Думаю, надо вылезать из кустов, заступаться за нее. Смотрю сквозь ветки: два силуэта, он вроде ее не трогает, начинает удаляться и орет: «Ухожу! Насовсем. Смотри – ухожу! Слезами кровавыми умоешься! На коленях приползешь – не приму!» Она на лавку села и молчит. Так, думаю, надо хоть узнать, что за урод. Догнал его на освещенной улице, на рожу уставился – запомнить стараюсь, и спрашиваю: «Закурить не найдется?», а сам и прикуривать не умею. Он нахамил и ушел. А я скорее назад, к лавочке.

Подхожу сбоку так, она меня не замечает, сидит, плачет. Значит, нравился он ей. Я коробочку с кольцом в кармане сжал, не знаю, что делать. Обошел кусты с другой стороны, будто с остановки к дому ее иду «О-о, – говорю, – Таня, привет! Ты чего здесь?». Она растерялась, слезы тайком утирает. «Да, – говорит, – дома случилось кое-что… Но уже всё закончилось. Хорошо, что ты пришел. Пойдем пройдемся». Это она первый раз сама предложила. Иду радуюсь – значит, меня выбрала. Того прогнала, а меня нет. Идем, за руки держимся, она руку не убирает. Вот. Но я в тот вечер не стал предложение делать. Разузнал сначала про того хлыща. Ну, так по его речи и понятно было: местный шалопай, бабник, выпивоха, но красавец – высокий, статный, в этом ему не откажешь. В общем, сильно на ее отца смахивал.

Вот она сердце свое заткнула и умом меня выбрала. Но это я потом, сильно позже, понял-то. А тогда подумал: ну, нравился один, подлецом оказался, а она молодец, лаже близко его не подпустила, раз он такой козел. Я все ждал, что переболеет у нее, забудет его. Думал, что и забыла. Я через месяц-другой предложение все же сделал. Она взяла паузу, подумала и согласилась. А потом мне казалось, что она ко мне прониклась, полюбила… Словами не говорила этого никогда, но дела за нее говорили. О-о-о, ты же знаешь, какая она хозяйка золотая! Мы после свадьбы в квартиру бабулину переехали, маленькую, плохонькую, так она из нее в два счета такой уютный дом сделала. Каждый день ужином встречает, блюда разные придумывает, часами на кухне стоит, все моет-стирает, по полкам раскладывает… Я-то не привычный к такому, у меня мать, ты знаешь, не по этой части. Вот… Я ведь несколько лет первых думал, что это она так любовь ко мне выражает: не получается у нее словами, нежностью, но такой вот способ нашла. А это ей в голову вложили, что с мужчинами только так обходиться надо, не иначе.

Отец замолчал. Они долго сидели в тишине, потом Вера спросила:

– А может, она и правда тебя полюбила, пап?

– Нет, дочка, это всегда чувствуется, любит тебя человек или нет.

Вера не нашлась, что ответить. Отец явно продолжал думать о своем. Вскоре он сказал вслух:

– Мы его потом как-то на улице встретили случайно, нос к носу столкнулись. Мы уже женаты были. Она мне в руку вцепилась, а сама глаз от него оторвать не может. Ночью потом уснуть не могла. Спрашиваю, в чем дело? Желудок, говорит, болит…

– Так может, и правда, желудок? Совпало так неудачно, и всё?

– Так если бы один раз совпало… – тяжело вздохнул отец. – А я ждал, ждал, ждал… пока ее душа переломанная срастется. А она ни разговаривать, ни дотронуться не дается. Я руку подношу – ее аж передергивает.

Вера съежилась – отец будто про Андрея рассказывал.

– На порядке своем зациклилась. Он ей дороже людей стал. Ох… это так тяжко годами жить с человеком, который к тебе холоден. Не дай бог никому испытать…

– Я понимаю, пап, – серьезно сказала дочь. – Мне иногда кажется, что Андрей такой же.