Самая сладкая ложь - Анастасия Эльберг

Боаз сделал пару глотков.

— Судя по всему, что-то стряслось, — проговорил он, изучая Константина. — И это что-то мне не понравится.

— Оказалось, что Мадлен — та самая, о которой мы тогда с тобой говорили — рассеянная девушка. Она отправилась к подруге на пару часов и забыла выключить газ. И все было бы хорошо, если бы по возвращении домой она не решила закурить. Кстати, на самом деле ее звали Эфрат Сулеймани. Какое замечательное имя.

— Это несчастный случай. Конечно, жаль ее, но бывает всякое.

— Ее подруга — бывшая коллега и хорошая подруга Габриэль, — продолжил Константин, после чего достал из потайного кармана плаща фотографию. — Она заехала за Мадлен и около двадцати минут ожидала ее рядом с домом. Вот этот молодой человек, по ее словам, вышел из подъезда незадолго после того, как наша несчастная девушка села в машину.

Несколько секунд Боаз изучал лицо на фотографии.

— Это Хасан, один из приближенных Мустафы. Зачем Мустафе понадобилось убивать ее?

— Ты задал некорректный вопрос, Боаз. Как Мустафа узнал о том, что ему надо ее убить?

— Не понимаю, — покачал головой он.

— Она спокойно жила во Франции не один год, но после того, как мы о ней вспомнили, о ней вспомнил и Мустафа. Тебе не кажется странным это совпадение?

— Ты же сам говорил, что Мустафа при желании может найти и убить, кого захочет. Что тут странного?

— То, майор, что мы катастрофически быстро теряем крупицы драгоценной информации. И она в конечном счете будет использована против нас.

— Но кто может это делать? Я? Ты? Гилад? Нурит? — Он помолчал. — Бывшая коллега Габриэль? Что бы это значило?

Константин поболтал виски в стакане, разглядывая почти растаявшие кубики льда.

— Когда-то она работала тут. Еще тогда, когда майор Вайзенштейн был в седле. Корректировала информацию в архивах. А потом решила, что ей не нравится копаться в бумагах, и майор Вайзенштейн ее милостиво отпустил.

— Он был душа-человек, этот майор Вайзенштейн, — сказал Боаз. — Будь он чуть пожестче — избежал бы многих ошибок. Не пугай меня так. Я уже было подумал, что Габриэль была где-то еще до того, как появиться в твоей приемной.

— Разумеется, была — в приемной майора Вайзенштейна. — Константин улыбнулся. — Что мы будем делать теперь, майор?

Боаз достал из кармана брюк смятую пачку сигарет.

— И все же мне интересно, кто сливает информацию, — сказал он. — Что самое неприятное, это кто-то из нас, потому что ни у кого больше нет доступа к предварительным планам и к промежуточным решениям. Планировать еще одну операцию? Опять тыкать пальцем в небо и осознавать, что мы ошибемся снова?

— Есть и другой вариант. Можно сидеть, сложа руки, и смиренно ждать, пока кому-то из нас пустят пулю в лоб.

Боаз выпил остатки виски и поморщился, прижав ладонь к губам.

— Ладно. Эти размышления я оставлю на потом. Лучше открой мне секрет. Что за личный конфликт был у вас с этой француженкой? И кто она такая?

Капитан Землянских устало вздохнул.

— Это бывшая любовница Юджина. Точнее, его бывшая невеста. Они с Юджином приняли кое-какое решение, которое не устраивало меня. И в результате мне пришлось сделать так, чтобы они больше не встречались.

— Судя по всему, ты сделал что-то нехорошее, — резюмировал Боаз. — Что-то, что вполне в твоем духе.

— Я не намерен рассказывать о подробностях этой истории. — Константин взглянул на часы. — Думаю, твоя… моя… нет, все же твоя гостья уже собирается спать. Так что нам пора отправляться по домам.

— Бывшая невеста Юджина. — Боаз полез за бумажником, но Константин покачал головой и положил на стол кредитную карту. — А я-то думал, почему ты так странно отреагировал на мое предложение послать к ней Уэллса. Хотя… а почему нет, собственно?

— Это долгая история, майор. Вероятно, когда-нибудь я вам ее расскажу. Но не сейчас. Для сказки на ночь она совсем не подходит.

Чем меньше оставалось чисел на календаре до десятого января, дня рождения Константина, тем сильнее нервничала Лия. Уже пару месяцев она ломала голову над вопросом: что купить в подарок? Дарить безделицу не хотелось, и она понимала, что Константин — не тот человек, которому можно дарить безделушки. Конечно, он примет подарок, похвалит его и вежливо поблагодарит, именно так должны вести себя воспитанные люди. Лия с самого начала отбросила мысль о красивых и бесполезных вещицах, хотя это не приблизило ее к решению проблемы ни на шаг.

То, что Лия успела изучить вкусы Константина и узнать, к каким вещам он неравнодушен, только усложняло ситуацию. В одежде он придерживался классического делового стиля, иногда делающего шаг за границу элегантности, и вполне можно было бы купить свитер, но свитер особенный. И, конечно же, не дешевый, потому что дешевые вещи Константин ненавидел еще больше, чем вещи грубо повседневные. Да и свитеров у него было больше, чем достаточно.

Покупать обувь Лия не хотела, потому что знала: угодить будет трудно. Подарить украшение? Кольцо, браслет, медальон, перстень? Это казалось ей обыденным. И уж точно не следует дарить запонки и булавки для галстука. Хотя бы потому, что запонок и булавок для галстука у Константина было много.

После того, как Лия решила, что тему одежды и украшений стоит оставить, она переключилась на вещи для души. Константин коллекционировал картины и хрусталь, но она не разбиралась ни в том, ни в другом. Думала она и о канцелярских принадлежностях: именных блокнотах, дорогой и качественной бумаге для писем (Константин часто писал письма от руки), паркерах и оригинальных ручках. Но потом поняла, что и этих вещей у ее мужчины больше, чем достаточно.

День рождения праздновать не планировалось. Было решено справить в узком кругу, включавшем самого виновника торжества, Берту и Лию. Константин аргументировал это тем, что ему не хочется «делать много шума из ничего: это даже не юбилей». Лия понимала, что дело не в желании провести этот день тихо, а, скорее, в том, что в последнее время он с трудом находил силы даже для того, чтобы вставать с утра. О праздниках говорить не приходилось. Лия все чаще ловила себя на мысли, что ее беспокоит его состояние. Обычно по приходу домой Константин беседовал с ней, помогал Берте накрывать на стол, рассказывал какие-нибудь истории или читал в гостиной во время того, как женщины сидели там же и занимались своими делами (Берта научила Лию вязать и вышивать, и последней это очень нравилось). Сейчас он садился за стол, практически не притрагивался к еде, ссылался на плохое самочувствие и отправлялся наверх — иногда заниматься чем-то в своем кабинете, но чаще всего спать.

Больше всего Лию пугал его категорический отказ от разговоров о здоровье. Пару раз она пыталась поднять эту тему, но один раз Константин вежливо отказался беседовать, а во второй раз довольно-таки жестко ответил, что не имеет привычки обсуждать свои личные проблемы. Тон этот Лию обидел, и она решила не касаться этой темы, хотя опасения, как она чувствовала, были совсем не беспочвенными.