Тьма сгущается - Гарри Тертлдав

Если бы погонщик попытался распоряжаться подчиненными капитана, Галафроне, без сомнения, послал бы его к силам преисподним. А так капитан промолвил только: «Да придется», – и приказал браться за канаты.

Когда к усилиям упряжных коней прибавились потуги доброй роты пехотинцев, туша бегемота начала понемногу подниматься из вязкой грязи. Экипажи от восторга до хрипоты доорались, после чего сняли с головного бегемота петлю и намотали канат на следующего, чтобы вытащить и его.

На то, чтобы высвободить из грязи всех шестерых зверей, ушел весь день. К тому времени, когда прохудившееся небо потемнело, Теальдо устал больше, чем после самой страшной битвы. Сил не хватило даже поесть. Солдат закутался в одеяло, отполз подальше от обочины и заснул как убитый.

На рассвете следующего дня его подняли дружеским пинком. Где-то посреди ночи роту нагнала полевая кухня; Теальдо умял два котелка жидкой ячневой каши, в которой плавали кусочки не пойми чьего мяса. В прежние деньки он воротил бы нос от подобной простецкой пищи. Сейчас каша возвратила его к жизни. К долгому маршу на запад солдат вернулся с большим воодушевлением, чем мог подумать до завтрака.

– Опоздаем мы в Таннроду, – раздраженно бурчал Галафроне. – Силы горние, да мы уже опоздали!

Когда они достигли городка, оказалось, что и торопиться не стоило. Должно быть, ункерлантцы оборонялись здесь особенно упорно: будто великан запалил посреди города костер, а потом решил его затоптать. Полевой жандарм поинтересовался у Галафроне, к какому полку тот приписан, и, получив ответ, спокойно кивнул занервничавшему капитану.

– Ваша рота пришла третьей из всего полка – из-за этой мерзкой погоды сбился весь график. Дальше вам по дороге на северо-запад – вон туда. Ункерлантцы, чтоб им провалиться, затеяли очередную контратаку.

– Нам же вроде твердили, что у конунга Свеммеля уже должны подойти к концу все резервы, – пробормотал Теальдо, когда рота заковыляла дальше по размытому проселку туда, где их товарищи сдерживали напор ункеров.

– Ты ведь не первый день в армии, – ответил Тразоне. – А до сих пор всяким сказкам веришь.

Теальдо поразмыслил над его словами, хмыкнул про себя, молча кивнул и потащился дальше.

Усталый, как всегда после работы, Леофсиг шагал домой по улочкам Громхеорта. Шагал осторожно – после недавнего ливня мостовая еще не высохла, и каблуки скользили по булыжнику. Сам юноша тоже попал под дождь, а значит, возвращался с работы не таким грязным, как обычно. Мысль заглянуть в баню его все равно посетила, но тут же ушла. Чем быстрее он доберется до дому, тем быстрее сможет поужинать и завалиться спать. С тех пор, как началась война, чистым ходить ему случалось редко.

Леофсиг одолел больше полдороги до дому, прежде чем обратил внимание на расклеенные по заборам, стенам и столбам незнакомые плакаты. Альгарвейские, конечно – фортвежцам, вздумавшим налепить на изгородь хоть один, полагалась смертная казнь, а каунианам – вообще страшно подумать что. Но изображен на них был отчего-то не альгарвеец, а суровый, брылястый лик короля Плегмунда, предположительно величайшего из фортвежских правителей, а ниже – шеренги солдат, вооруженных мечами и луками и одетых по моде четырехсотлетней давности.

«ПЛЕГМУНД ГРОМИЛ УНКЕРЛАНТЦЕВ, – гласила надпись под рисунком. – МОЖЕШЬ ИХ ГРОМИТЬ И ТЫ! ВСТУПАЙТЕ В БРИГАДУ ПЛЕГМУНДА! ПОГИБЕЛЬ ВАРВАРАМ!» Еще ниже мелким шрифтом указан был адрес вербовочного пункта и предупреждение: «Кауниане в бригаду не принимаются».

Леофсиг фыркнул. Ему трудно было представить, чтобы какой-то каунианин пожелал вступить в бригаду под командованием тех самых людей, что намеревались втоптать в грязь все светловолосое племя. Собственно говоря, ему трудно было представить, чтобы какой-то фортвежец согласился воевать под альгарвейским знаменем. Ну кто бы в здравом уме пошел на такое? Разве что отпетый негодяй, чтобы скрыться от жандармов. Так пусть альгарвейцы попробуют вылепить солдат из таких вот новобранцев!

Из подворотни навстречу юноше шагнула каунианка одних с ним лет.

– Не хочешь переспать со мной? – спросила она, с трудом изображая похотливое томление. Штаны и блузка обтягивали ее тело так плотно, что казались нарисованными на коже.

Леофсиг покачал головой и уже хотел пройти мимо, когда к ужасу своему осознал, что они знакомы.

– Долдасаи! – выпалил он. – Мой отец вел для твоего бухгалтерию.

Юноша тут же пожалел, что не прикусил язык. Обоим было бы спокойней сделать вид, что незнакомы, и разойтись. Но уже поздно – девушка опустила голову, тоже, верно, пожалев, что Леофсиг не заткнулся вовремя.

– Ты видишь мой позор, – промолвила она; если она и вспомнила, как зовут молодого человека, то обращаться по имени не пожелала. – Ты видишь позор моего племени.

– Мне… очень жаль, – пробормотал Леофсиг. Это была правда – вот только проку от нее было немного.

– Знаешь, что самое страшное? – прошептала Долдасаи. – Самое страшное – что ты все равно можешь переспать со мной, если заплатишь. Мне нужны деньги. Моей семье нужно пропитание, а заработать его другим способом альгарвейцы нам не дозволяют.

В сизых ее глазах Леофсиг читал отчаянные посулы, обещания того, что юноше не довелось еще пережить, не довелось вообразить даже. И он не мог не чувствовать искушения и ненавидел себя за это. Покуда он продолжал надеяться, что Фельгильда позволит ему хотя бы запустить руку ей под платье – до сих пор Леофсигу это не удавалось – как может он не испытывать искушения выяснить, что же теряет?

Рука его сама потянулась к кошелю. Долдасаи издала странный смешок: не то от горького веселья, не то… от разочарования? Леофсиг сунул ей пару монет.

– Вот, держи, – выпалил он. – Жаль, не могу дать больше. Мне от тебя ничего не надо.

Это была не совсем правда, но так оно прозвучало понятней.

Девушка уставилась на мелкие сребреники, потом резко отвернулась.

– Будь ты проклят, – выдавила она. – Я думала, что уже разучилась плакать после всего, что пережила. Уходи, Леофсиг, – нет, она не забыла его имени, – и если смилостивятся силы горние, мы не свидимся больше.

Он отчаянно хотел помочь ей чем-то большим, нежели пара монет, но даже ради спасения жизни не придумал бы – чем. Оставалось только бесславно скрыться и не оборачиваться больше – чтобы не увидеть, как Долдасаи предлагает свое тело другому фортвежцу, готовому расстаться с несколькими сребрениками за пару минут удовольствия.

– Быстро ты сегодня вернулся,– заметила Эльфрида, отпирая дверь.

– Да…

Леофсигу не хотелось рассказывать матери, что он бежал от Долдасаи так же позорно, как фортвежская армия – от альгарвейцев.

– Ну да. – К его облегчению, мать не уловила фальши в голосе. – У тебя еще будет время ополоснуться, – это значило, что, несмотря на ливень, от него до сих пор несло потом, – и выпить глоток вина перед ужином. Конберга даже купила где-то мяса дл бобовой похлебки.