След крови - Таня Хафф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Майк глубоко вдохнул и медленно выпустил из легких воздух.
— Не могли бы мы поговорить где-нибудь наедине?
— Наедине?
Он оглянулся через плечо на Фицроя.
— Да. Наедине. Мне бы хотелось побеседовать с тобой без посторонних.
Вики нахмурилась. Она видела этот взгляд и прежде. Переведенная в парламентских выражениях, подобная фраза означала, что ее друг готов произвести арест. А иначе, зачем ему нужно было указывать глазами на Генри…
— Мы могли бы выйти к твоей машине.
— Я думал, ты ничего не видишь в темноте.
— Мне известно, как ты выглядишь. — Она схватила его за руку и потащила к дверям из кухни, бросив на ходу: — Я ненадолго, — обращаясь при этом ко всем присутствующим, ни к кому в отдельности.
В тот самый момент, когда они оказались за пределами дома, Питер потянулся и сказал:
— Не понимаю, почему она не захотела воспользоваться гостиной?
Вампир усмехнулся:
— Где бы ты мог слышать каждое сказанное ими слово?
— Ну уж скажете…
— Вики великолепно представляет, насколько развит слух у оборотней. — Он подошел к окну и посмотрел на темную лужайку возле машины Селуччи. — И она знает, как хорошо могу слышать я.
— Итак?
Он постучал пальцами по рулю. С чего начать?
— Это касается твоего друга, мистера Фицроя.
Вики фыркнула:
— Ты не шутишь?
— Я провел кое-какое расследование о его прошлом…
— Ты что сделал?
Он игнорировал это вмешательство и продолжил:
— И обнаружил в нем множество несоответствий, о которых, мне кажется, ты должна знать.
— И, как я полагаю, ты имеешь серьезные причины для злоупотребления полицейскими привилегиями?
Напряженность челюстей передалась в висок, обостряя боль и распространяясь по всему черепу, но Вики не решалась разжать зубы. Если Селуччи раскрыл тайну Генри, она должна знать об этом и не может рисковать, чтобы эта тайна затерялась во взаимных обвинениях. Это подождет.
Майк уловил в голосе подруги подавленный гнев, заметил, как на бледном овале лица сжались в тонкую линию ее губы. Он не имел ни малейшего представления, почему Вики сдерживает свой гнев, но знал, что долго это не протянется, так что лучше ему использовать время, которое у него еще оставалось.
— Выкладывай, Селуччи.
— Ты думаешь, того, что случилось прошлой весной, недостаточно?
— Нет, если ты начал выяснять все только теперь, — нет, не считаю.
— Что заставляет тебя думать, что я только сейчас начал поиски?
Майк видел, как на лице женщины промелькнула холодная улыбка Оно уже не казалось дружелюбным.
— Ты проделал весь путь от Торонто, вломился в чужой дом в половине двенадцатого ночи, разбудил меня и вытащил из постели, и ты полагаешь, что я поверю, что этой информацией ты владеешь уже несколько месяцев? Признавай себя виновным, Селуччи, свидетельство говорит против тебя.
— Послушай, — он повернулся к ней лицом, — твой друг — совсем не то, что ты о нем думаешь.
— И что же я о нем на самом деле думаю? — Это прозвучало не слишком-то миролюбиво.
— Ну, я не знаю… — Селуччи провел рукой по волосам. — Черт побери, ладно, я это знаю. Ты думаешь, что он некто вроде необыкновенного литературного героя, который может обедать с тобой, и поить тебя вином, и предложить тебе романтические ночи, залитые сиянием луны…
Вики ощутила, как ее челюсти слегка расслабились.
— Но в его прошлом такие дыры, сквозь которые может проехать грузовик. Все указывает лишь на один ответ, он глубоко увяз в делах организованной преступности.
— Организованной преступности? — Ее голос прозвучал ровно, без интонаций.
— Это — единственное объяснение, соответствующее всем фактам
Вики уже ничего не могла поделать. Она была уже просто не в состоянии справиться с собой.
Селуччи наклонился к подруге, пытаясь разобраться в выражении ее лица. Когда Вики переживет первый удар, должно быть, она захочет услышать, что он обнаружил.
Вики удалось повторить слова «организованная преступность» еще раз, прежде чем она окончательно утратила дар речи.
Майк наблюдал, как она взахлеб хохотала, и раздумывал, не ударить ли ее как следует по щеке. Он всегда мог сослаться в свое оправдание на приступ истерии.
Наконец женщина смогла овладеть собой.
— Ты готова меня выслушать? — спросил Селуччи сквозь зубы.
Вики тряхнула головой, потянулась и откинула длинный завиток с его лба — ей не нркно было видеть эту прядь, чтобы убедиться, что она на месте.
— Отставим на минуту в сторону твои соображения, ты не мог ошибиться более жестоко. Поверь мне, Майк, Генри Фицрой не связан ни с какой преступной организацией. Ни на каком уровне, никакого вида.
— Ты ведь спишь с ним, не так ли?
Вот они — его соображения. «Ты — моя», — вот что концентрируется в этом вопросе. К несчастью, она ничего не могла поделать с архаическими представлениями Селуччи немедленно; такая тактика могла бы оказаться слишком опасной для Генри.
— Какое отношение может иметь это обстоятельство ко всему остальному?
— Ты не желаешь поверить…
— Полная ерунда! Я определенно желаю поверить, что ты шовинист, низкий собственник, подонок, и я, между прочим, сплю с тобой… — Достаточно много, если говорить о добрых намерениях.
Майк не намеревался говорить громко, но его голос заполнял весь внутренний объем машины.
— Вики, говорю тебе, за определенной гранью Генри Фицрой не имеет никаких… Черт возьми, что это было?
— Было что?
Вики высунулась из окна, но не смогла увидеть ничего, кроме ночной тьмы. Она подтолкнула очки вверху к переносице. Это не помогло.
Что-то пронеслось мимо. Это могла быть одна из тех больших собак. Похоже, что она ранена.
— Дерьмо!
Его подруга выскочила из машины и понеслась в направлении дома прежде, чем последний протяжный звук «о-о» успел сорваться у нее с губ. Тьма была абсолютно непроницаема, исключение составлял лишь смутный прямоугольник света из кухонного окна. «Это большое строение. Как я могла пропустить его?» Тут Вики вспомнила, как: Генри в первую ночь предупреждал об изгибе дорожки. Слишком поздно. Она споткнулась и упала, увязнув руками чуть ли не по локоть в рыхлой садовой земле.
— Пойдем. — Селуччи поставил ее на ноги и крепко взял за руку. — Если это так важно, я стану твоими глазами.
Они вбежали через кухонную дверь как раз в тот момент, чтобы увидеть, как массивное красновато-коричневое тело рухнуло на пол; мех на груди казался темнее и имел страшный оттенок красного.