Ни слова о любви - Вера Фальски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда парни садились в машину, чтобы направиться в сторону Вейхерово, Сабина взяла телефон и отправила Борису сообщение:
Ты даже не представляешь, как я тебе признательна.
Сразу же пришел ответ:
Зато я, кажется, знаю, как ты можешь меня отблагодарить… Повторим?
И смайлик в конце.
Сабину бросило в жар. Всю эту неделю, в течение которой она притворялась тяжелобольной, она умышленно держалась подальше от «Афродиты» — и не только из-за Камиля: она пыталась хоть немного погасить пламя, вспыхнувшее между ней и Борисом. На сообщения, в которых он справлялся о ее здоровье и спрашивал, когда они снова увидятся, она отвечала довольно формально. В Миколово распространялась весть о ее болезни — ведь Кася и Тео никому не рассказывали о том, что это лишь невинный обман. А убежденность в том, что Сабина томится на ложе болезни, несколько тормозила намерения Бориса встречаться с ней снова и снова. Это было Сабине на руку: она как раз пыталась преодолеть себя. Но все равно каждую ночь ей снились невероятные эротические сны с Борисом в главной роли, и она не могла думать ни о чем другом.
Вскоре Кася сообщила, что по необходимости в заговор против Аренса пришлось посвятить и Бориса, и Сабина несколько смутилась. И все же, получив такое сообщение, она вынуждена была признать: невзирая на страх перед последствиями, она ничего не желала с такой силой, как именно этого — увидеться с ним снова, ну а если уж называть вещи своими именами, то вновь заняться с ним любовью и любить друг друга до потери сознания. Здесь и сейчас, немедленно! Она не знала, как поступить. Ее разум и сердце (а может, и не сердце вовсе, а другой орган) вели борьбу не на жизнь, а на смерть. В конце концов, один раз еще ничего не значит, рассуждала она. Один раз — это лишь случай, временное умопомрачение, результат нечаянной потери контроля, которая больше не повторится. Но если она встретится с ним еще раз, это усложнит дело. «Не стану же я крутить роман с юнцом-официантом!» В довершение всего Сабина не решалась поговорить об этом с Касей. Но хоть с кем-нибудь посоветоваться ей было необходимо.
— Алло, Мариуш? Привет, это Сабина.
В трубке отозвался голос Зыгмунтовича:
— Рад тебя слышать! Как ты там? Как твой ремонт?
Окинув взглядом свою великолепную спальню, Сабина вздохнула:
— К счастью, ремонт окончен. Но для меня это было кошмаром. Я поняла, что быть бездомной — это не по мне.
— Ты жила там, пока работала ремонтная бригада? Я могу разве что предположить, каково это. Сам-то я долгие годы даже стен у себя не красил.
Сабина представила себе серые от грязи стены квартиры в Катовице — квартиры, до самого потолка заваленной книгами, полной всяческого мусора и шерсти кошек, которые постоянно дерут кресла. Она никогда не видела этого места, но именно такие картины подсказывало ей воображение при мысли о мизантропе Зыгмунтовиче.
— Что ж, может быть, так и надо, — вопреки своим мыслям рассмеялась она. — И все же приятно, скажу я тебе, завтракать в новехонькой, аж сверкающей кухне. Или раскладывать одежду в новые шкафы, в которые все-все помещается.
— Ну а кроме этого как твои дела? Как тебе пишется?
— Ох, я тебя умоляю! — ужаснулась она. — С этим у меня кошмар, не хочу даже и говорить.
— А-а, у меня то же самое, — на этот раз засмеялся писатель. — Если в ближайшее время я не сяду писать очередную часть, мой издатель, похоже, нашлет на меня русскую мафию, чтобы мне перебили коленные чашечки.
И они посмеялись вдвоем, после чего повисла пауза.
— Слушай, Мариуш… я, собственно, звоню, чтобы посоветоваться с тобой по одному… гм… очень нестандартному вопросу.
— То есть речь не о романах и не о ремонте? — переспросил он с едва ощутимой иронией. — Тогда я уж и не знаю, о чем ты хочешь со мной поговорить.
— О сексе, — выпалила она после минутного колебания, и в трубке повисла красноречивая тишина. — Алло, Мариуш? Ты меня слышишь?..
Сабина вынуждена была признаться себе, что, возможно, несколько перегнула палку с этой своей непосредственностью: Зыгмунтович как-никак мужчина, а не ее парикмахерша.
— Эк… гм… да-да, слышу, слышу, — отозвался он и снова умолк.
— Ладно, я скажу без обиняков… я совершила ужасную глупость.
— Ага…
— И мне хочется совершить ее снова.
— Ага…
— Я переспала с парнем, который, как мне кажется, вполовину младше меня.
— …
— Алло, ты там? Мариуш! Алло!..
— Да-да, я здесь… Эк… гм… кот запрыгнул на стол, пришлось его прогнать.
— Ну, так что ты насчет этого думаешь?
— Насчет кота?
— Нет! Насчет секса!
— Ну, знаешь… — Зыгмунтович долго набирал воздух в легкие. — Знаешь… я думаю, что… гм… ну, в общем… Это ведь только секс?
Обескураженная этим вопросом, Сабина быстро подтвердила: да-да.
— Тогда тебе не о чем беспокоиться. Скажу больше: это даже рекомендуется. Полезно для здоровья. Немного молодого мясца никому не повредит.
— Молодого мясца? Э-э… Своеобразно ты выразился.
— Я тебя умоляю, не будем детьми. Речь ведь не о сантиментах, не о романтических порывах сердца, а о совокуплении ради расслабления, верно? Так в чем же проблема? Ты свободная женщина, привлекательная, а секс — вполне приятное развлечение, как и спорт.
Насколько Сабина успела узнать Мариуша Зыгмунтовича за все эти годы, она могла с большой степенью вероятности утверждать, что к его излюбленным развлечениям ни секс, ни спорт не относились.
Тем не менее он как писатель явно был наделен буйным воображением, поскольку в его романах весьма часто встречались разнузданные сцены самых разнообразных сексуальных эксцессов, выкрутасов и оргий.
— То есть я не должна чувствовать себя смешной старухой — растлительницей малолетних?
— Не должна. Секс без обязательств — это не конец света, особенно когда тебе уже за сорок. Чур, не обижайся. Почему я вообще объясняю тебе такие элементарные вещи?
— Ну да, — задумавшись на минутку, согласилась Сабина. — Я и сама не знаю.
Они разговаривали еще долго. Мариуш терпеливо убеждал ее, что секс с молодым любовником — если это только физическое влечение и ничего более — весьма полезен для здоровья. После этого разговора у Сабины прибавилось уверенности в себе. «Собственно, почему бы и нет? — мысленно повторяла она, разгуливая по дому в халате и тапочках. — Почему я должна отказывать себе в радостях? Во имя чего? Я, разменявшая пятый десяток, все еще должна себя сдерживать? Говорить „Нет, спасибо, я предпочитаю одинокие вечера с книгой“, когда передо мной появляется бог секса? Ну уж нет, Мариуш прав. Жить нужно в свое удовольствие. Физическое влечение — и ничего более».