Портрет Лукреции - Мэгги О'Фаррелл

возвещают приезд Альфонсо, и Лукреция морщится от нестройных звуков. После из ворот палаццо высыпает на улицу толпа: люди кричат, хлопают, машут платками и шляпами. Кобылка Лукреции от страха бросается в сторону, взмахнув хвостом, и Альфонсо дергает уздечку, возвращая лошадь жены на место. По приказу Леонелло солдаты расчищают герцогу дорогу. Носильщики у ворот кланяются, сняв шляпы, и украдкой поднимают глаза на новую герцогиню. Еще больше людей наводняют улицу, глядят на Лукрецию и Альфонсо. Жители Феррары бросают на землю котомки, забывают о лошадях в стойлах и тянут детишек посмотреть на Лукрецию, поприветствовать ее, бросить ей под ноги цветы или горсть крупы. Окна домов распахиваются, из них выглядывают горожане, выкрикивают приветствия и поздравления, крестят воздух. Может, улыбнуться им или помахать? Лукреция косится на Альфонсо, но он смотрит вперед, не обращая внимания на встречающих. Она пытается придать лицу приятное, но достойное выражение, не слишком чопорное и не слишком радостное. Как должна выглядеть герцогиня? Не удержавшись, она поглядывает на людей, которые с такой радостью ее встречают. Вот мужчина с малышом на плечах; ребенок рассеянно машет, потому что папа так велел, а зачем — непонятно. Вот мальчик держит за ошейник коричневую собаку, а та яростно лает на лошадей и солдат; мальчик сияет, радуется зрелищу. Вот стоит около торговца плетеными корзинами пожилая чета, держится за руки; муж описывает жене на ухо, что происходит на улице. Подъехав к ним ближе, Лукреция видит, что глаза у женщины мутные, незрячие, обращенные к небу, словно она взывает к нему и способна различить только его яркий свет. На углу девушка придерживает на голове мешок, ноги у нее босые, грязные; вот стоит женщина, а к спине у нее привязан ребенок; у фонтана брызгаются водой и перекрикиваются дети. Увидев процессию, они мчатся к дороге, хлопая тонкими ручонками и подпрыгивая от радости. Лукреция не удерживается и машет им, на что дети весело хохочут и восторженно машут в ответ, крича:

— La Duchessa, La Duchessa!

Они сворачивают за угол собора на большую пьяццу, наполовину скрытую в тени, и улыбка Лукреции гаснет. Над широким зеленым рвом возвышается здание с башнями на каждом углу: castello Феррары поджидает Лукрецию, и разводной мост уже опущен.

Обширный замок Альфонсо построен из крепкого камня, надежно укреплен и окружен высокой зубчатой стеной; по размерам он в три-четыре раза превосходит флорентийское палаццо. Его основание стоит в воде, а пики башен пронизывают облака. На красном кирпиче верхних этажей виднеются прямоугольные окна, от одной башни к другой ведет крытая лестница. Ни зайти, ни выйти без разрешения. Это скорее не castello, а живое воплощение власти; здание, всегда готовое к нападению врага.

Лошади стучат копытами по мосту; надо рвом сине-черной стрелой летит ласточка, а потом исчезает под аркой. Лукреция проезжает под опускной решеткой с острыми пиками прямо над головой, а потом ворота надежно запирают, и перед глазами предстает открытый двор, со всех сторон окруженный высокими стенами. Альфонсо и Леонелло слезают с коней и бросают поводья конюхам; Альфонсо снимает перчатки для верховой езды, разминает шею и помогает Лукреции спуститься.

Взяв жену под руку, он ведет ее мимо толпы слуг, сгорбившихся в поклоне, и стражников. Герцог скользит по ним взглядом, принимая почтительное уважение, затем кивает и вместе с Лукрецией направляется в прохладную тень лоджии.

Потом они поднимаются по широкой мраморной лестнице. Альфонсо бросает через плечо какие-то новости о голландском вице-короле, договоре, письме о намерениях и герцогстве Урбино. Леонелло не возражает и не соглашается, только откликается задумчивыми: «Хм-м-м…», словно берет на заметку слова кузена. Лукреция старается на несколько шагов опережать Леонелло, подбирает юбки: отвратительна сама мысль, что советник крадется где-то за спиной. А еще пытается не вспоминать омерзительный глухой стук, с которым Леонелло бил мальчика-слугу о деревянную крышку.

Они втроем поднимаются по лестнице; Альфонсо и Леонелло все еще обсуждают государственные дела. На гобеленах вышиты эпизоды из мифов и единороги, спящие у подножия деревьев. Слуги бросаются открыть тяжелые деревянные двери, и Лукреция со спутниками попадает в большую парадную залу с высоким сводчатым потолком и мастерски расписанными стенами; уголком глаза она видит на них ряд обнаженных мужчин, воздевших руки то ли в ликовании, то ли в гневе — сложно сказать наверняка.

— Позвольте представить моих сестер. — Альфонсо чуть склоняет голову.

Сестер? Она-то думала, что ее проводят в покои, дадут сменить дорожное платье на более приличествующий наряд, подготовиться ко встрече с родными Альфонсо, к официальному menare a casa. На это нужно несколько часов! А она стоит в пыльном giornea и мантии; волосы растрепанные, перчатки грязные. На другом конце комнаты с возвышения встают смутные фигуры и поворачиваются к ней. Скрывая замешательство, Лукреция высвобождает руку из руки Альфонсо и низко кланяется силуэтам (Их там двое или трое? Есть среди них мать Альфонсо?), сгибает шею, опускает глаза на ковер.

Радостное восклицание, топот ног по узорчатому мрамору и музыкальный голосок:

— Мы очень рады твоему приезду! Приятно наконец познакомиться с тобой, Лукреция!

Чья-то ладонь касается ее руки, Лукреция поднимает голову. Сверху на нее смотрит женщина в чернильно-синем платье. Она значительно выше Лукреции, глаза у нее такие же темные, как у брата, зато черты более хрупкие, скулы выше, красные губы сильнее изогнуты.

— Благодарю, — теряется Лукреция, обескураженная теплотой женщины, ее изяществом. — Ваше высочество. Для меня большая честь…

Женщина ласково сжимает ее пальцы.

— Прошу, зови меня Элизабеттой, мы же теперь сестры, верно? — Она показывает на вторую женщину, которая, запыхавшись, подходит к ним. — Это Нунциата.

Лукреция вновь кланяется под пристальным взглядом Нунциаты. Между сестрами нет почти никакого сходства. Блестящие темные локоны Элизабетты разделены пробором и перехвачены кружевной тесьмой. На ее прелестную лебединую шею надет жесткий воротник-веер и бархотка с жемчужиной. Разрезы на ткани верхнего платья обнажают бледно-розовый шелк, а на маленьких ступнях блестят кожаные туфли с золотым отливом. Лукрецию отчаянно тянет рассматривать ее лицо, платье, украшения, запомнить все до мельчайших подробностей. Наверное, Элизабетте лет двадцать шесть — двадцать семь. А вот Нунциата не столь хороша собой: ее маленькие глазки блестят на восково-бледном лице, дряблый подбородок переходит в полную шею. Рост невысокий, фигура дородная, между бровей хмурая складка; она одета в серо-коричневое платье из жесткой парчи. Под мышкой Нунциата держит маленького спаниеля с шелковистыми ушами и злобной, заносчивой мордой.

— Добро пожаловать, — говорит Нунциата без всякой приветливости и холодно кивает.

Лукреция улыбается, надеясь как-нибудь убедить ее, что не судит людей по внешности и прекрасно знает, каково это — жить в тени всеми любимых