Чужая земля - Игорь Пресняков

Сердце у Андрея упало. Он смахнул пот со лба и, собравшись с духом, осторожно пощупал шею Натальи. «Жива! – радостно встрепенулся Рябинин, ощутив слабый пульс. – Слава тебе, Господи, успели!»

Андрей вынес девушку из ванной. Ее тонкие бессильные руки коснулись стены, оставив за собой извилистые красные полосы. Наталья застонала и приоткрыла глаза…

– Не пугайся… все будет хорошо… потерпи, пожалуйста, – приговаривал Андрей. Ему стало стыдно оттого, что его ладони касаются груди девушки.

Положив Наталью на пол, Рябинин осмотрел ее кисти. Из глубоких порезов сочилась кровь. Он схватил полотенце, с силой разорвал его на полосы и крепко перебинтовал раны.

В передней раздались быстрые шаги. Андрей хотел предупредить Полину, но не успел.

Она увидела красновато-мутную воду, ванну и пол с размазанными кровяными подтеками, скорченное тело Натальи (ГДЕ?) и истошно закричала.

– Тихо! – рявкнул Андрей.

Полина осеклась, отступила назад и медленно поползла вниз по стене.

– Где дворник? – справился Рябинин.

Полина не отвечала, тупо глядя на полуоткрытый влажный рот Натальи.

Андрей громко позвал дворника. Из передней, аккуратно ступая, будто опасаясь кого-то разбудить, появился мужик в грязном кожухе с шапкой в руках.

– Врача! – по-военному гаркнул Рябинин.

– Ага, – спохватился дворник и бросился вон.

Андрей обернулся к неподвижно застывшей Полине:

– Она жива! Слышишь, жи-ва!

Полина повела остекленевшими глазами, узнала его и громко заревела.

Врач прибыл через полчаса. Сосредоточенный, чистенько одетый молодой человек без лишних вопросов провел осмотр и строго спросил Андрея:

– Что она принимала?

– Кокаин, – послышался из глубины квартиры усталый голос Полины.

Она медленно вошла в спальню и тяжело опустилась в кресло.

– У нее был кокаин, – хрипло добавила Полина. – Скорее всего, Наташа его наглоталась… Для храбрости.

Врач коротко кивнул, раскрыл саквояж и завозился с какими-то ампулами.

Андрей поднялся и поманил Полину за собой. Они вышли в кухню, поставили на плиту чайник и отрешенно уставились в пустой квадрат окна.

– Там… в шкафчике… настойка есть, – не оборачиваясь, сказала Полина. – Дай мне.

– И мне не повредит, – согласился Рябинин.

Они выпили по большой, наполненной до краев рюмке.

– Что же теперь будет? – еле слышно спросила Полина.

Андрей подыскивал какие-нибудь мягкие, ободряющие слова, путался и злился на себя.

– Ты в эту историю больше не встревай, – в голосе Полины зазвенели повелительные нотки. – Я сама во всем разберусь.

Она тряхнула волосами и наклонила голову, как будто перед броском. Рябинин попытался ее обнять, но Полина нетерпеливо дернула плечами:

– Прекрати. Мне нужно настроиться на другое. Побудь здесь.

Она вышла из кухни, позвала врача. Из передней слышался ее решительный голос:

– Сделали укол?.. Все устроится? Как быстро?.. Везти в больницу? Так везите! Я заплачу за ваши хлопоты… Вот, этого должно хватить… Да-да, берите экипаж, не скупитесь… Андрей! Я – за дворником, нужно починить замок. Мигом вернусь. Потерпи немного, скоро пойдем домой.

* * *

– Вы чтой-то, барышня, так поздно? – открывая дверь, посетовала Даша.

– Где этот негодяй? – не обращая внимания на домработницу, Полина прошла в гостиную.

– Мама! Прошу, не мешай, у меня серьезнейший разговор, – предупредила она вопрос Анастасии Леонидовны и направилась к кабинету отца.

Кирилл Петрович с интересом наблюдал, как дочь вошла и повернула ключ в замке. Он предполагал, что объяснение в той или иной степени должно произойти. Черногоров усмехнулся и с притворным вниманием вновь занялся деловыми бумагами.

– Так и будешь изображать невинность? – останавливаясь перед столом, громко спросила Полина.

Кирилл Петрович поднял голову и наткнулся на уничтожающий презрительный взгляд.

– О чем это ты? – невозмутимо справился он.

– Негодяй! – с жаром выкрикнула Полина. – Подлый, жестокий лжец! Я открыто заявляю, что ненавижу тебя, как равно и весь твой «справедливый» режим, который ты столь ревностно защищаешь. Я… я не желаю больше тебя знать, считать своим отцом!

Она облегченно вздохнула.

Кирилл Петрович вскочил и вплотную подошел к дочери.

– Ты в своем уме? – выпучив глаза, прошептал он.

– Спроси себя! – с вызовом ответила Полина. – Только что Наталья пыталась покончить с собой! Не вернись мы с Андреем, она бы погибла. Великого ума не надо, чтобы понять, кто в этом виноват. Ты, любезный папочка, и только ты! Мало того, что осудил ни в чем не повинного человека, – даже не задумался о последствиях. Да и зачем? Ведь твоя хваленая справедливость восторжествовала! Правильно, вовсе не стоит думать о слабой, легко ранимой Наташе; о собственной дочери; об элементарной порядочности, наконец.

Черногоров схватил Полину за руки и швырнул в кресло.

– Замолчи! – грозно приказал он. – Коли страдаешь приступом жалости – лучше мать родную пожалей.

– Не стыдно? – рассмеялась Полина. – Сам-то ты ее когда-нибудь жалел? Воспринимал как человека, а не товарища по партии?.. Впрочем, стыда у тебя давно и в помине нет…

– Ответить позволишь? – нетерпеливо перебил ее Кирилл Петрович.

– Оправдаться попытаешься? – сощурилась Полина.

– Послушай-ка, дорогуша!.. – прикрикнул Черногоров.

– Что ж, говори, – осеклась дочь.

– Благодарю…

Кирилл Петрович скрестил руки на груди и холодно, с расстановкой сказал:

– Не далее как в прошлую пятницу я обещал тебе быть мягким к Решетилову. Более того, я совершенно искренне хотел его отпустить, коли он, как человек невиновный, чистосердечно расскажет о встрече заговорщиков. Он же, следуя своему интеллигентскому чистоплюйству, стал упорствовать: поначалу даже отрицал сам факт контрреволюционного сборища в своем доме! Его уличили во лжи, но и после этого твой любезный доктор не пожелал говорить; только и твердил: «Доносчиком не буду». Как, спрашивается, можно расценивать его действия? Только как пособничество, явное нежелание сотрудничать с народной властью. Вместо того чтобы помочь и идти на все четыре стороны, Решетилов принялся изображать мученика во имя чести.

– А ты и не преминул отомстить! – фыркнула Полина.

– Не-ет, милочка, ошибаешься! Для меня интересы дела всегда преобладают над личными…

– Это уж точно, – буркнула дочь.