Как квакеры спасали Россию - Сергей Никитин

Карл Хит полагал, что после всех ужасов войны из‐за своей непримиримой пацифистской позиции квакеры будут пользоваться особым уважением во всем мире. Что, по его мнению, должно было способствовать их успешной миротворческой работе.

Карл Хит полагал, что «послов» можно было бы отправлять за границу для служения на двухлетний срок. Квакерские дома должны были стать своеобразными центрами помощи и инициаторами социальных реформ, способствовать созданию международных политических институтов мира. Он также видел роль квакерских офисов как центров образования для взрослых, как мест для проведения конференций и организации детских лагерей. В качестве атташе квакерских посольств Хит предлагал назначать студентов, которых можно было бы отправлять в эти центры на практику в качестве интернов.

Первые международные центры квакеров – в сотрудничестве с ирландскими и американскими Друзьями – были созданы в регионах, где велась работа по оказанию помощи после войны. Три офиса были открыты в Германии (Берлин, Франкфурт и Нюрнберг), еще четыре в Париже, Вене, Варшаве и, наконец, в Москве.

Что касается московского посольства, то дела там обстояли не так, как в остальных странах и городах. Работавшие в московском офисе люди понимали, что удаленность Лондона от советских реалий способствует возникновению в английских квакерских головах наивных фантазий. Находившиеся в Москве квакеры старались объяснить Лондону, почему так трудно работать в Москве. Тогдашний руководитель московского офиса Эдвард К. Боллс писал Хиту:

Вряд ли в Лондоне могли осознать реалии советской жизни. Английские квакеры, оставаясь в плену иллюзий, полагали, что сотрудники в России по каким-то причинам просто не хотят принять идею посольства. Буквально в каждом письме, касалось ли оно открытия медицинского центра, школы сестринского дела, сельского медицинского пункта или больницы в Ясной Поляне, Карл Хит уделял несколько строк идее посольства. В 1925 году он писал в московскую миссию Дорис Уайт:

Одержимость идеей квакерского центра привела к тому, что в 1926 году Карл Хит убедил лондонских Друзей не поддерживать предложение Американской миссии и Анны Хейнс по открытию школы для обучения сестринскому делу и их дальнейшие планы по части создания медицинских пунктов в российской глубинке. Из-за его бескомпромиссности не состоялся и перевод денежных средств для строительства больницы в Ясной Поляне.

Итак, работа в Бузулукском уезде завершилась, а квакерский офис в Москве оставался открытым, хотя число сотрудников там свелось до минимума. Чем мог заниматься небольшой форпост квакеров, что могли они делать в обстановке антирелигиозной кампании и нарастающего воинствующего атеизма? В январе 1925 года Рут Фрай, приехавшая в Москву из Лондона, встречалась с Ольгой Давидовной Каменевой. Каменева хотела знать конкретно, чем именно квакеры намерены заниматься, в чем должна была заключаться их работа. Рут Фрай записала в дневнике:

В том же 1925 году попытки квакеров открыть библиотеку, организовать обучение английскому языку были оставлены по причине негативной реакции со стороны советских властей.

В московском офисе имелись в наличии материалы на русском языке, рассказывавшие об Обществе Друзей, но не было читального зала и постоянного места для квакерских молитвенных собраний. Кто-то из британских Друзей предложил сотрудникам миссии начать давать уроки английского языка, тем самым информируя русских людей о деятельности квакеров. Эдвард К. Боллс, хорошо говоривший по-русски, на встрече с властями озвучил идею проведения занятий английским языком и создания библиотеки. Он вспоминал:

Кроме Ольги Каменевой, Рут Фрай встретилась с Федором Ароновичем Ротштейном, одним из главных советских цензоров:

Квакеры с опытом работы в советских реалиях понимали тонкости взаимоотношений с большевиками: те никогда не дали бы четкого и ясного согласия на всякую инициативу, исходящую от иностранцев. Ведь кто знает, как потом повернется линия партии, кому из московских товарищей была охота впоследствии отдуваться за свою близорукую политику в отношении каких-то «религиозников». Тем не менее талант и умение вести переговоры с советскими чиновниками Теодора Ригга, Артура Уоттса, Эдварда Боллса приводили к результатам, которые лондонские Друзья не умели адекватно оценить, будучи далекими от московских реалий. Как впоследствии выяснилось, пишет американский историк Д. Макфадден, именно стремление лондонского комитета решать все вопросы официально послужило причиной отказа советских властей дать разрешение не только на проведения занятий английским языком, но даже на открытие библиотеки и читального зала. Эдвард Боллс писал:

Наступили времена, когда Друзьям приходилось балансировать на грани: либо открыто делать то, что они считали правильным, и тогда их наверняка быстро прикроют. Либо сохранить этот островок квакерских ценностей в центре большевистской России ценой непринципиальных уступок, ценой сохранения того, что называется невысоким уровнем публичности, иначе говоря, не лезть на рожон.